Бернару возражает величайший флорентийский поэт, богослов и философ Данте Алигьери, описавший возрастные категории в трактате «Пир», созданном в 1304–1307 годах. В разделе XXIV Данте сообщает нам:
«…Человеческая жизнь делится на четыре возраста. Первый — Юность, то есть „умножение жизни“; второй — Зрелость, „возраст, способный помочь“, то есть придать человеку совершенство, и потому он считается совершенным, — ибо ни один возраст не может дать ничего, кроме того, что он уже имеет; третий — Старость; четвертый — Дряхлость.
В отношении первого все мудрые люди сходятся на том, что он длится до двадцати пяти лет; а так как до этого срока душа наша занята взращиванием и украшением тела, от чего происходят многочисленные и великие превращения в человеческой личности, рациональная часть души далека от совершенства. Потому закон и требует, чтобы человек до достижения двадцатипятилетнего возраста не мог совершать определенных действий без совершеннолетнего опекуна.
Что касается зрелости, которая поистине есть вершина нашей жизни, то сроки ее измеряются многими по-разному. Однако, оставляя в стороне то, что пишут философы и медики, обращаясь к собственному своему разумению, а также к мнению большинства людей, отличающихся природной рассудительностью, я полагаю, что возраст этот длится двадцать лет. Я считаю так потому, что если вершина нашей дуги соответствует тридцати пяти годам, то возраст этот должен обладать одинаковым по длине подъемом и спуском, которые граничат примерно в том месте, где мы держим лук и где большого изгиба не наблюдается. Таким образом, получается, что зрелость завершается на сорок пятом году. И подобно тому, как юность, предшествующая зрелости, находится в течение двадцати пяти лет на подъеме, точно так же и спуск, то есть старость, следующая после зрелости, длится ровно столько же времени; итак, старость завершается на семидесятом году. <…> Случается, что после старости остается излишек нашей жизни длиной примерно в десять лет; время это называется дряхлостью».
Данте Алигьери выражал свое мнение как представитель наиболее образованной части общества, и получается, что его градация без особых возражений принималась средневековыми интеллектуалами — четыре периода: от рождения до 25 лет, от 25 до 45 лет — зрелый возраст с пиком развития и энергии в 35 лет, старость — от 45 до 70 лет, а далее уже до самой смерти — дряхлость, причем «излишек жизни» автор считает в десятилетие, то есть до 80 лет. Неплохо даже для нынешних времен.
Жан Фруассар, французский летописец и поэт, в куртуазной поэме «Прекрасный куст юности», датированной 1373 годом, делит жизнь на семь периодов, упоминая, будто в 35 лет «человек становится слишком стар для любви», одновременно с этим устанавливая границу «настоящей» старости с 58 лет.
Андреас Капелланус, о котором ровным счетом ничего не известно кроме того факта, что он был капелланом при дворе не то Людовика VII, не то Филиппа II Августа, а потом подвизался у дочери королевы Алиенор, графини Марии Французской де Шампань, увековечил себя трактатом «О куртуазной любви», написанном ориентировочно в 1184 году. Он тоже затрагивает вопрос возраста и старости, указывая, что «прилично» влюбляться мужчинам до 60 и женщинам до 50 лет. То есть, по Андреасу, вышеописанная графиня де Лэси, сбежавшая из монастыря с неким рыцарем, границы приличий все-таки перешла — прав был клирик, наябедничавший епископу…
А вот Элинан де Фруамон, монах-цистерцианец, до пострига, скорее всего, бывший куртуазным трувером, в мрачноватых «Стихах о смерти» от 1220-х годов огорченно пишет:
Смерть, забирающая внезапно тех, кто хочет жить долго…
Смерть, всегда превращающая высокое в низкое…
Ты забираешь сына раньше, чем отца,
ты обрываешь цветы раньше плодов…
Ты забираешь молодых, двадцативосьми-,
тридцатилетних в лучшем их возрасте, в самом расцвете сил…
За сто лет до появления «Пира» Данте Элинан рассматривает тридцатилетие как «молодость» и «расцвет сил». В свою очередь, анонимный автор старофранцузской поэмы XIII века «La mort le roi Artu» («Смерть короля Артура», не путаем с более поздней «Смертью Артура» Томаса Мэлори) делает акцент на весьма почтенном возрасте главного героя — аж целых 92 года. Логично предположить, что, считайся во времена создания поэмы преклонным возраст 60–70 лет, автор бы не стал выходить за привычные рамки.
И в конце концов, никто не отменял субъективное восприятие возраста — Моше бен Маймон, более известный в русских источниках как Маймонид или Моисей Египетский, раввин, врач и ученый, в XII веке пошутил в одном из своих сочинений: «Кто является старой женщиной? Та, которая не возражает, если ее так называют».
Микеланджело Буонарроти, начиная с 1514 года реконструировавший во Флоренции базилику Сан-Лоренцо по заказу папы Льва X (Джованни Медичи), в сердцах пишет папскому подрядчику Доменико де Буонинсеньи следующее: «…К тому же, так как я уже стар, мне не к лицу терять столько времени, чтобы уберечь для папы двести или триста дукатов на этот мрамор». Письмо датировано июлем-августом 1517 года, в минувшем марте Микеланджело исполнилось всего 42 года, а он субъективно полагает себя «старым», работая как вол на строительстве, при этом находясь в постоянных разъездах по мраморным карьерам и ругаясь с бюрократами из курии и правительства флорентийской Сеньории.
Есть предположение, что великий архитектор откровенно прибеднялся и набивал себе цену, поскольку в письме от 24 октября 1525 года (ему было 50 лет) он снова жалуется близкому другу и священнику Джованни Франческо Фаттуччи, одновременно являвшемуся посредником в деловых переговорах с ведомством римского папы: «…Я никогда не премину работать для папы Климента изо всех сил, какими я располагаю, — а их не много, так как я стар».
(Заметим, до нас дошло всего-то около полутысячи писем Микеланджело, а было их явно в разы больше. Значит, и почта тогда исправно работала, а депеши находили адресата…)
Микеланджело в преклонном возрасте. Гравюра 1565 г.
В 1546 году Буонарроти (72 года) назначают главным архитектором строительства собора Святого Петра — это колоссальная ответственность даже по нашим меркам. Микеланджело Буонарроти мирно скончался в своей постели в Риме в возрасте 88 лет — когда пришла настоящая старость. Впрочем, работал он до последних дней жизни, чертеж одной из деталей купола Святого Петра Микеланджело выполнил за две недели до смерти.
Итак, мы видим довольно большой разброс во мнениях, но большинство из них сводятся к тому, что «стариком» человек считал (мог считать) себя ориентировочно лет после сорока пяти или пятидесяти. Тогда как планка зрелости оставалась практически на нашем уровне: тридцать — тридцать пять лет.
И вот тут возникает вопрос — а почему же тогда средняя продолжительность жизни в Средневековье всеми исследователями считается крайне невысокой?
