Сын короля Англии Эдуарда III Эдуард Чёрный Принц в 14–15 лет впервые участвует вместе с отцом в короткой фландрийской кампании, а через год более чем успешно командует одной из «баталий» английского войска в грандиозной битве при Креси. Когда часть французской кавалерии прорвалась к позициям Черного Принца, его приближенные отправили к королю гонца, рыцаря Томаса Нориджа, просить о подкреплении. Летописи сохранили весьма показательный диалог между Нориджем и королем:
— Мессир Томас, мой сын умер, или сражен, или столь тяжело ранен, что не может себе помочь?
— Отнюдь, монсеньор, на то воля Бога. Но он ведет жестокий бой. Весьма желательной была бы ваша помощь.
— Мессир Томас, возвращайтесь же к нему и к тем, кто вас послал, и скажите им от моего имени, чтобы они не обращались ко мне ни с какими прошениями, пока мой сын жив. И скажите им, что я им велю: пусть они позволят ребенку заслужить свои шпоры.
Скончался Чёрный Принц — безусловно, один из выдающихся английских военачальников своего времени — довольно рано, не дожив несколько дней до 46 лет, так и не унаследовав корону. В последние годы жизни здоровье Эдуарда было сильно подорвано — в 1367 году он заразился дизентерией, которая приняла хроническую форму с поражением печени. И в наши времена это заболевание лечится не без труда, а что говорить о медицине XIV века?
Про воспитание девочек мы уже мельком упоминали, и тут есть одна специфическая деталь: девушки в X–XV веках были несравненно образованнее сверстников мужского пола из дворянской среды (монашество мы исключаем). Девочек обучали письму и чтению, игре на музыкальных инструментах, куртуазной речи. Они читали книги античных авторов и сочинения современников. Отсюда, собственно, и немалое количество женщин-ученых и писательниц, о которых мы рассказывали.
Необходимо упомянуть столь важную составляющую, как религиозный менталитет. Во-первых, главной, основной и всеобъемлющей добродетелью христианина является любовь к Господу, а уж затем ко всем остальным, включая семью и детей. Во-вторых, конечная цель земной жизни предопределена при рождении — спасение души после краткого и скорбного мгновения мирского бытия, к чему и следует стремиться всеми силами. Наконец, в-третьих: церковные авторы наподобие Пьера Абеляра достаточно подробно останавливаются в своих сочинениях на теме воспитания и образования детей, но католическая дидактика весьма однообразна, в отличие от дидактики древнеримской.
Что есть младенец? Верно, человеческий отпрыск, автоматически несущий на себе печать первородного греха Адама и Евы. Следовательно, присутствующий первородный грех будет толкать маленького человека к грехам еще большим; непослушанию, мелкому воровству, лжи, своеволию. При потакании сим прегрешениям со стороны взрослых ребенок вступит в пору юности и зрелости уже с вполне солидным багажом отягчающих совесть поступков. Что дальше? Разумеется, блуд, винопийство и чревоугодие, гневливость и все прочие неприглядные качества, присущие человеку повзрослевшему. И весь этот кошмар, ведущий к вечной погибели и геенне огненной, проистек от того, что в свое время ребенка строжайше не наказали за похищенный с кухни пирожок или дремоту во время мессы.
Средневековые авторы, писавшие о воспитании, заостряют внимание прежде всего на наказании — и наказания были суровые. Лишение пищи — это еще терпимо, пост полезен. Розги (кстати, прекрасно выполнявшие свою назидательную функцию вплоть до начала XX века) являлись обыденностью, никого не удивлявшей. Воровство каралось куда более беспощадно — сейчас мы удивляемся, как в Англии XVIII века могли вешать детей за кражу нескольких шиллингов, а ведь традиция эта напрямую проистекает из эпохи Высокого Средневековья.
Разумеется, казнь за столь серьезные проступки применялась исключительно к представителям низших слоев общества, но за злодейское похищение того самого пирожка могли посадить на хлеб и воду даже герцогского сыночка, а уж выпороть чадо его светлости было делом самым благим и богоугодным. Так дворянин себя не ведет — сегодня пирожок, а завтра казнокрадство или трусость на поле боя?
Лист из «Манесского кодекса», ок. 1300 г. Дети изображаются как уменьшенные копии родителей.
Средневековый ребенок не был полностью оторван от жизни общества, как это зачастую происходит в наше время. Детей не «берегли» от суровой правды жизни — присутствие отроков и отроковиц на публичных казнях и экзекуциях было явлением самым заурядным и нормальным; считалось, что при детях можно обсуждать любые взрослые проблемы: от секса и политики до вопросов бизнеса или религии. «Целомудрие» эпохи Средневековья тоже весьма преувеличено жуткими россказнями о поясах верности с амбарными замками на том самом месте и леденящими кровь наказаниями за прелюбодеяние — бесспорно, если ты спишь с женой наследного принца или принца крови, то воздаяние последует, и легким оно не будет (мы помним о братьях Готье и Филиппе д’Онэ, прославивших своими амурными похождениями Нельскую башню), но чем ниже была ступень социальной лестницы, тем более легкомысленно люди относились к любовным интрижкам.
В действительности дело обстояло несколько иначе, в чем мы могли убедиться и на примере французских этювов, где распущенное поведение считалось чем-то вполне естественным, пускай и предосудительным. Вопросы секса в привычном нам виде в литературе той эпохи практически не поднимались, а если и поднимались, то исключительно с осуждающих позиций. Но для грубоватого мужского общества, в котором с шести-восьми лет пребывал рыцарский отпрыск, подобные разговоры не являлись запретными.
Видимо, в дамской среде приличия блюлись более строго, однако, если учитывать, что для девочек возраст замужества считался оптимальным с двенадцати-тринадцати лет, некий курс сексуального ликбеза юная девица проходила если не в обязательном, то в факультативном порядке — об этой сфере жизни могли рассказать мать, кормилица, старшие сестры. Так или иначе, подданные короля Франции довольно успешно плодились и размножались, что указывает на отсутствие царства тотальной аскезы и запретных для обсуждения тем.
В завершение хотелось бы сказать, что Высокое Средневековье в плане воспитания детей и восприятия детства как такового существенно отличалось как от Античности, так и от более поздних времен. Древний Рим уверенно полагал детство «особенным возрастом»; римляне отдавали себе отчет в том, что ребенку необходимо не только психологическое, но и физическое развитие, много времени отдавалось спорту и упражнениям, кроме того, существовали как государственные, так и частные начальные и средние школы.
Эта схема была полностью утрачена в течение Темных веков, и примерно к 1000 году закрепилась новая концепция: основой является религиозно-нравственное воспитание и воинские упражнения для мальчиков-дворян, когда их обучение всеразличным наукам есть дело второстепенное, отданное на откуп родителям или семье, где взрослел ребенок. В конце концов, если чадо его милости барона не способно даже свое имя написать, но великолепно владеет клинком и вольтижировкой в свои четырнадцать лет, да еще портит крестьянских девок по сеновалам, значит, так тому и быть — вырастет добрый рыцарь. Зачем ему наука? Письмо может секретарь или монах под диктовку написать.
