Джордано Бруно перед судом инквизиции (краткое изложение следственного дела Джордано Бруно). Вопросы истории религии и атеизма. Т. 6. М., 1958.
И ведь что характерно, не возразишь — с точки зрения наших современных знаний. В XVI веке такая доктрина, конечно, была революционной, даже граничащей с ересью. Именно «граничащей», не более — данный вопрос мог выноситься на богословский диспут, а там уж кто кого переспорит и переубедит.
Однако здесь есть тонкий нюанс, благодаря которому граница была перейдена.
Католическое понимание Бога — персонифицированное. Бог, как существо, обладающее разумом, способностью к творению, безграничным могуществом и прочими неизмеримыми и непознаваемыми смертным достоинствами, — Творец, стоящий вне природы и над ней. В философии Джордано Бруно, которую он ясно изложил в поэме «О безмерном и бесчисленном» и нескольких других книгах, персонификация исчезает: «[Бог] является Божественным бытием в вещах», то есть религиозный смысл термина «Бог» исчезает, замещаясь абстрактными «природой» и «материей».
Ересь? Конечно ересь. Он декларирует отсутствие Бога как существа, пускай и непознаваемого человеческим разумом.
Больше того, в представлениях Бруно планеты существуют в герметической традиции — это живые божественные существа, которые вращаются по своей воле и имеют магические свойства. «Стоп, — скажете вы, — но при чем тут наука (например, вышеописанное и действительно верное строение вселенной) и магия? Как они сочетались в разуме Джордано Бруно?!»
Сейчас мы в очередной раз вспомним термин «менталитет». Как было неоднократно сказано, для человека Средневековья и Ренессанса волшебство, чудеса и мистика были вещами самыми привычными и естественными. Бруно не исключение, особенно в свете не самых известных подробностей его приобщения к оккультно-магической практике — герметизму.
* * *
Началось все в славном городе Флоренция около 1460 года. Тогда Флорентийская республика постепенно трансформировалась в так называемую сеньорию — фактически, в диктатуру одного или нескольких аристократов. Сеньором Флоренции к тому времени был Козимо Медичи по прозвищу Веккьо (Старый) — деятель поистине незаурядный, основатель династии будущих великих герцогов Тосканских, банкир, щедрый меценат и один из самых выдающихся покровителей итальянского Ренессанса.
Козимо Медичи, фреска авторства Джорджо Вазари, 1556–1558 гг. Палаццо Веккьо, Флоренция.
Как человек эпохи Возрождения, Козимо Веккьо коллекционировал предметы искусства и, разумеется, старинные книги, собирая библиотеку. Один из его агентов по приобретению манускриптов, греческий монах, доставляет во Флоренцию из Македонии рукопись, содержавшую четырнадцать разделов-трактатов, якобы сочиненных лично Гермесом Трисмегистом — античным божеством, на чьей мифологической биографии мы останавливаться не будем; желающие могут поинтересоваться этим персонажем самостоятельно.
Во Флоренции вскоре появилась так называемая «Платоновская академия» — элитное объединение богатых или просто талантливых граждан города, в которое входили дворяне, священники, поэты, художники, банкиры и прочие представители местной богемы. Академия вовсе не являлась учебным заведением — лекции там никто не читал, постоянных студентов не было, науки не преподавались. Более всего она напоминала дискуссионный философский клуб с некоторыми чертами оккультной секты, члены которой искали тайненькое знаньице.
Возглавлял Академию врач, философ, астролог и оккультист Марсилио Фичино, которого мы недавно вскользь упоминали, говоря о «странных» лекциях Бруно в Оксфорде. Занятия оккультными практиками совершенно не мешали Фичино совмещать магию с ремеслом священника — такое было время, в эпоху Возрождения подобные увлечения рассматривались как вполне невинные и приличествующие просвещенному человеку.
Советский профессор философии А. Ф. Лосев характеризует изыскания членов Платоновской академии следующим образом: «…рассуждая о религии, они хотели охватить решительно все ее исторические формы. Доказывалось, что и католик, и буддист, и магометанин, и древний иудей, и даже все язычники идут к Богу, хотя с внешней стороны и разными путями, но по существу своему это один и тот же, всеобщий и единственный религиозный путь, который дан человеку от природы. Поэтому Моисей и Орфей — это одно и то же, Платон и Христос — это в существе своём одно и то же, католик и язычник — одно и то же».
С точки зрения католической церкви и инквизиции такие выкладки выглядели безусловной и злостной ересью, но флорентийских «академиков» никто не трогал — у них были слишком могущественные покровители, да и учение свое Марсилио Фичино с соратниками не распространяли, поскольку не стремились делиться с плебеями «элитарным» знанием, предназначенным только для избранных…
Марсилио Фичино, гравюра, 1572 г.
По указанию Козимо Медичи Фичино переводит македонские манускрипты на латынь, они получают название «Герметического корпуса» (от имени Гермеса Трисмегиста) или же «Поймандр» (по названию начального трактата); часть свода посвящена философии, часть астрологии, алхимии и магии. Общая характеристика текста — изложение Гермесом полученных им сверхъестественным путем божественных откровений, посвященных самым разным аспектам бытия. При этом Гермес ассоциируется еще и с древнеегипетским божеством Тотом, доносящим до смертных сокровенное знание Египта эпохи фараонов.
Сказать, что «Герметический корпус» произвел фурор — значит не сказать ничего. Для тех времен это была бомба, сенсация глобального уровня, особенно на фоне массового увлечения возрожденческой интеллигенции оккультизмом. Существованию практически всей эзотерики, от Ренессанса до наших дней, мы обязаны сеньору Козимо Медичи, чей агент притащил во Флоренцию древние свитки — магия и гностицизм в них переплетены теснейшим образом.
(Заметка на полях: по ряду лингвистических и текстологических признаков данные рукописи были созданы около II–III вв. н. э. на основе более древних трактатов и раннехристианских книг ради приобщения язычников к христианской концепции в понятной для политеистов времен античности форме.)
Первое печатное издание «Корпуса» увидело свет уже 1471 году, а к концу XVI века мы видим более полутора десятков отдельных изданий, не считая дополнительных тиражей. Практически любой образованный человек эпохи мог ознакомиться с этими трактатами.
К чему было столь долгое разъяснение и при чем тут Джордано Бруно?
О, Бруно тут очень даже при чем! Неизвестно, когда в его руки попал «Герметический корпус», — возможно, что еще в ранние годы пребывания в монастыре Санта-Мария Маджоре или во время священничества в Кампанье, — но впечатление на молодого монаха этот манускрипт произвел неизгладимое, о чем свидетельствует вся дальнейшая деятельность нашего героя.
