Via Domicia (Домициева дорога) вела из Италии через всю южную Францию и Нарбонн к Пиренеям и Испании. Ее ответвление, Via Aquitania (Аквитанская дорога), уходила от Нарбонна на северо-запад, через Тулузу к Бордо — ставке Эдуарда Черного Принца. Заблудиться на пути от Бордо к Тулузе было невозможно: Via Aquitania использовалась долгие столетия, об этом важнейшем торговом пути знал любой. Двигавшемуся по нему войску следовало только высылать вперед дозоры, во избежание засад и нападений с флангов. Собственно, Лангедокское направление для рейда по тылам французов было выбрано Черным Принцем не случайно — цели можно достичь максимально быстро (напомним, набег продолжался чуть больше месяца).
Но старая римская дорога — это лишь часть обязательных знаний столь талантливого полководца, как Эдуард, принц Уэльский. Вне всякого сомнения, перед наступлением на Лангедок «штаб в Бордо» разрабатывал вполне подробный план набега, принимавший во внимание множество частностей и деталей. Следовало непременно учитывать, что у французов в Лангедоке и окрестностях имелись значительные силы — войско коннетабля де Бурбона и графа д’Арманьяка в Бокере или солидный гарнизон в Тулузе под командованием маршала Жана де Клермона.
Черный Принц и его командиры обязаны были прекрасно ориентироваться на местности и принимать мгновенные решения в зависимости от ситуации. Тут им помогала разведка — эту исключительно важную для государства и военного ведомства структуру весьма чтили еще со времен Древнего Рима. В Средневековье разведка действовала не менее активно, чем сейчас, а то и более, поскольку из «технических средств» разведчик той эпохи для связи мог пользоваться разве что чернилами с пергаментом и голубиной почтой, в крайнем случае — конным гонцом. В остальном же приходилось полагаться исключительно на свою память и наблюдательность.
Схемы шпионажа практически не отличались от современных — разведка была «бытовая» и «стратегическая». В первом случае использовались простые люди, подкупленные или запуганные: показать короткий путь или удобный брод, рассказать, сколько солдат находится в городке, найти колодец, дезинформировать противника или распространить панические слухи. Этим занимались низы общества — бродячие монахи, желающие подзаработать крестьяне или городские подмастерья, небогатые купцы, для которых «деньги не пахнут». Сложнее дело обстояло с людьми высокопоставленными — епископами, банкирами, купеческими прево, аббатами. Они имели доступ к секретным сведениям и могли участвовать в важных советах, а взамен за предательство получать немалые блага — торговые льготы, передачу земельных владений, наконец, крупные денежные выплаты.
Тем не менее практически вся средневековая разведка была «любительской», ни в одной стране Европы в XIV веке не существовало отдельного ведомства, специально отвечавшего за этот важнейший государственной институт — за исключением, пожалуй, Византии, где некогда даже создали собственный военный «спецназ»: подразделения скульптаторов и антецессоров, отвечавших, соответственно, за разведку и рекогносцировку в боевых условиях. Однако история доносит нам слова Жана де Бюэя, современника Жанны д’Арк: «Государь должен третью часть расходов отдавать на шпионов».
Конечно, шпионство и измена для дворянина времен Столетней войны являлись делом не просто бесчестным и позорным, а полностью губящим репутацию. Но тут, как говорится, есть нюансы. Частый переход французов на сторону англичан рассматривали как уход от одного сеньора и признание другого сеньора в категориях феодального права — если твой сеньор не выполняет свои обязанности перед вассалом, ты вправе принести оммаж другому, и никто тебя за это не осудит. Вместе с тобой переходят и секреты предыдущего господина, которому отныне ты ничем не обязан, если не дал клятву перед Богом хранить таковые.
Лангедокский набег Черного Принца не имел никакой стратегической цели — только подрыв экономики и торговли неприятеля, нанесение максимального ущерба и демонстрация силы. Однако это вовсе не означало, что войско вышло в поход по принципу пойди туда, не знаю куда», — английские командиры отлично понимали, куда именно следует направиться, представляли себе расстояния и не хуже нашего были знакомы с терминами «снабжение», «логистика» и им подобными, хотя звучали они, разумеется, совершенно иначе.
Простой паренек из деревни
После немыслимого поражения при Пуатье и пленения короля Иоанна Доброго казалось, что дни Франции сочтены, но судьба подарила королевству шанс — регентом становится дофин, впоследствии вошедший в историю как Карл V Мудрый, чье правление станет первым проблеском надежды после десятилетий поражений, природных бедствий и утери обширных территорий…
Король Карл V Мудрый. Рисунок, 1375 г.
Ранее мы неоднократно касались проблемы устойчивых стереотипов, сложившихся в наши времена о периоде Высокого Средневековья. Вот уж воистину несть им числа — заблуждения касаются самых разных областей жизни, от уровня интеллекта людей того времени до вопросов демографии, гигиены или медицины, каковая, разумеется, отнюдь не блистала выдающимися достижениями, но в отдельных случаях приносила определенную пользу.
Еще один традиционный стереотип можно сформулировать следующим образом: достичь серьезных карьерных успехов тогда мог исключительно человек, принадлежащий к высшим слоям общества, тогда как самому обычному горожанину, крестьянину или бедному неродовитому дворянину пути к славе и важным государственным должностям были закрыты. Судьбу решало происхождение, а не личные таланты.
В какой-то мере это утверждение можно считать справедливым — наличие благородной крови, связей и влиятельных родственников давало куда больше шансов пробиться наверх, но, согласимся, такое положение дел сохраняется и поныне. Тут стоит напомнить, что, к примеру, римский папа Лев III, тот самый, что короновал императорским венцом Карла Великого, являлся сыном городского обывателя, а папа Николай IV был выходцем из анконской фермерской семьи. Сделать блестящую карьеру на церковном поприще мог и простолюдин, поскольку в этой сфере оценивалось не только и не столько происхождение, сколько образование, начитанность и личные способности. Однако и в светских государствах встречались люди, поднявшиеся из самых низов к сияющим вершинам.
Одним из таких счастливчиков был Бертран дю Геклен, ставший для Франции национальным героем, стоящим практически на одной ступени с Жанной д’Арк. Заметим, что написание его имени в русском языке разнится: приняты две версии: «Дюгеклен» и «дю Геклен» — мы будем оперировать последней, как калькой с французского Bertrand du Guesclin.
* * *
Средневековые миниатюры и надгробный памятник в аббатстве Сен-Дени дают нам возможность сделать выводы о внешнем облике Бертрана дю Геклена: пухлое лицо, высокий лоб с залысинами, коротко постриженные вьющиеся волосы, крупные глаза и невыразительный подбородок. Он был похож на доброго дядюшку-трактирщика, готового принести посетителям добрый стакан бургундского и хорошо прожаренное седло барашка, но внешность, как это нередко бывает, оказалась весьма обманчива…
