Таков был неписаный закон, до времени без сбоев работавший по всей империи и на всех ее уровнях: богатые непременно должны «делиться» с народом, оплачивая общественные блага. Император строил термы и храмы, сенатор устраивал театральные представления и мостил дороги, куриал строил театр в своем провинциальном городе, богатые лавочники оплачивали львиную долю угощения для жителей улицы на празднестве Компиталий
[17].
Система «дележа» предусматривала участие провинциальных элит в расходах для общего блага, то есть в оплате благоустройства городов и поселений, развлечений и праздников — это давало и престиж, и шансы на успешную карьеру в армии или сенате.
На Западе принцип «богатые делятся с бедными» в III веке начал шататься. Внутренние регионы, привыкшие к долгому миру, терпели ущерб от гражданских войн, денежного кризиса и эпидемий. Рухнули старые социальные иерархии, оборвалась масса социальных связей. По всему Западу империи сельские поселения испытывают неурядицы и даже просто исчезают. Кризис не обошел города: муниципальное строительство прекращается, а сами города, включая наиболее обеспеченные и успешные, уменьшаются в размерах, теряя экономически активное население.
Хвалебных надписей наподобие «Я, Гай Атилий, построил эти термы для родного города» по мере сокращения городского строительства становится меньше, а затем они вовсе исчезают: куриалам тоже приходилось несладко.
Финансовые ресурсы городов были невелики, — в основном доход приносили сдача в аренду принадлежавших городу земель и различные пошлины, — а в условиях хозяйственного кризиса все затраты легли на плечи членов курии. Теперь должность в совете общины стала не почетной обязанностью, а не оправдывающим себя бременем. Выборы отменялись за неимением кандидатов, куриалы старались освободиться от должности и уехать в поместье или в столицу. Это прискорбное явление получило название «бегства куриалов».
Вероятно, многие понимали, что огромной империей нельзя управлять как полисным государством, но желающих провести реформу — по сути, перестройку всей империи с внедрением «с нуля» новой системы управления — пока не находилось.
С набором в армию возникли колоссальные проблемы: людей мало, платить нечем, а из чисто патриотических соображений никто не пожелает подставлять головы под мечи варваров. Зачем воевать ради государства элиты, олигархов и чиновников, переставших заботиться о народе?..
Глава III. Распад и возрождение империи
С 235 года и до бесславного заката Западной Римской империи лишь несколько десятилетий обошлись без гражданских войн. Прежняя система власти отказала, с ее разрушением империя пошла вразнос и на время практически распалась, прекратила существование как единое государство. Этот распад похоронил Римскую империю вместе со знакомыми нам символами — мудрым сенатом, блистательными легионами и чеканной классической латынью.
Смута началась, когда центр власти «переехал» в императорские полевые ставки. Оказалось, что сенат и заседающие в нем военные и аристократы исключены из системы пожалований и принятия решений. Кто бы ни занимал трон, число недовольных не уменьшалось, и всегда находились те, кто вынашивал мысль об узурпации или как минимум о перевороте, после которого заговорщик или группа таковых могла бы занять более выгодные позиции.
Прежде невозможно было представить, чтобы претенденты на императорский трон происходили не из старой сенаторской элиты, а из сословия всадников (как Макрин или Максимин), или оказались незаконными детьми (как Элагабал), или уроженцами провинций, да еще варварского происхождения (как множество «солдатских императоров», включая самого Диоклетиана). Теперь на высший пост рассчитывали куда больше людей, располагавших деньгами и/или войсками, готовыми сражаться за своего командира.
Разразилась череда гражданских войн. Потери, людские и имущественные, были огромны, но еще страшнее оказалась всеобщая деморализация населения.
Замечательный русский историк-антиковед Михаил Ростовцев в изданном в эмиграции труде «Общество и экономика Римской империи» (1931) рисует удручающую картину внутреннего распада:
«Все ее [империи] жители полностью потеряли жизненное равновесие. Ненависть и зависть царили повсюду: крестьяне ненавидели землевладельцев и чиновников, городской пролетариат ненавидел городскую буржуазию, а армию ненавидели все, даже крестьяне. Язычники ненавидели христиан и преследовали их, они в их глазах представляли собой банду преступников, стремящихся подорвать основы государства. Труд был дезорганизован, производительность его упала; торговля пришла в упадок из-за опасностей на море и на суше, промышленность не могла развиваться, так как рынок промышленных товаров постоянно сокращался, а покупательная способность населения уменьшалась; сельское хозяйство находилось в состоянии ужасающего кризиса, поскольку упадок торговли и промышленности лишал его необходимого капитала, а государство отбирало у него рабочую силу и большую часть произведенных продуктов.
Постоянно росли цены, и деньги обесценивались в невиданных прежде масштабах. Старая налоговая система пошатнулась, а новая еще не образовалась. Отношения между государством и налогоплательщиками приняли форму более или менее организованного грабежа; принудительный труд, принудительные поставки и принудительные дарения стали повседневным явлением. Власти были коррумпированы и деморализованы. Возникла хаотичная масса новых имперских чиновников, которые поглощали и вытесняли старый персонал. Прежние чиновники еще существовали, но, предвидя свою судьбу, они старались, пока не поздно, полностью использовать все имеющиеся возможности.
Представителей городской буржуазии преследовали, обманывали и истязали. Систематические преследования нанесли большой урон муниципальной аристократии; экономически она была задавлена непрерывными конфискациями и возложенной на нее обязанностью отвечать за успех организуемых государством грабежей, которые обрушивались на головы жителей. Таким образом, в искалеченной империи повсюду царил невообразимый хаос. Основной задачей того, кто при сложившихся условиях решился бы выступить в роли реформатора, было установление вместо хаоса любого устойчивого порядка как можно более простыми методами».
Все это непохоже на «мирную и незаметную мутацию античной Европы в средневековую», якобы не замеченную поколениями, которые ее переживали, как настаивает современный популярный тезис. Граждане Рима наблюдали крушение государства своими глазами и ясно осознавали, что наступил Конец Времен.
