Строго говоря, в III веке Римская империя пала — подобно тому, как пала Республика в I веке до н. э., — а затем последовала ее «пересборка» на новых основах.
Прологом к этой пересборке становится замена «принципата» «доминатом». Это произошло в конце II — начале III века. Вначале отдельные императоры, а затем все правители империи, начиная с Аврелиана, начали объявлять себя dominus et deus и насаждать восточные церемониалы падения ниц при появлении императора — proskynesis. Прежде словом dominus раб называл хозяина, а низший — высшего. Теперь этим словом принялись называть императора-бога. Любой человек, применяя эту словесную формулу, объявлял себя рабом императора (как впоследствии и рабом Божьим в христианской традиции).
Новый титул впервые пытался ввести сын Веспасиана, непопулярный Домициан (81-96). Однажды он начал письмо от имени прокураторов словами «Господин наш и бог повелевает...». Этот эпизод не получил развития и, возможно, вызвал улыбки современников, но через век, при Септимии Севере, эта формула уже становится нормой, а при Аврелиане «Dominus et Deus» — «господин и бог» — официальное и обязательное титулование.
Таково было веление времени и требование высокой политики. Даже императоры Аврелиан и Диоклетиан, известные личной скромностью и неприхотливостью, подчинились политической нужде и сочли необходимыми пышную атрибутику и спецэффекты, поражающие воображение простецов: золотые короны, шитая драгоценными камнями раззолоченная одежда и обувь, масштабные церемонии и запредельно расточительное содержание двора.
(заметка на полях: если вы видели фильм «Клеопатра» от 1963 года, учитывайте, что показанная там роскошь Рима более принадлежит эпохе Диоклетиана, а не куда более скромным и спартанским временам Юлия Цезаря)
Рим не выказал удивления: с обожествлением высших должностных лиц он был знаком еще в эпоху Республики, когда консул-триумфатор появлялся в одеждах Юпитера Капитолийского и выкрашенными красной краской руками и лицом, чтобы больше походить на терракотовую статую воплощаемого божества. К тому же после правления безумного Элагабала и отпетого кутилы Галлиена понятия о том, что такое «причуда», «каприз» и «безумная роскошь», сильно изменились.
Менялись не только публичные церемонии. Династия Северов (правила с перерывами в 193-235 гг.) трансформировала систему имперского администрирования. Италия, ранее привилегированная часть империи, теперь превратилась в рядовую провинцию и облагалась налогами наравне с прочими землями. Об этом и поныне свидетельствует надпись на арке Септимия Севера на Forum Romanum. Грань между Италией и провинциями стерлась не по прихоти императоров, а потому, что, во-первых, Италия утратила приоритетное экономическое значение и, как отмечалось выше, в сравнении с другими областями резко обеднела.
Во-вторых, нужды управления империей повелевали уравнять в правах все ее части и всех жителей, тем самым увеличив число налогообязанных. Эдикт Каракаллы 212 года, юридически утвердивший ситуацию равенства всех жителей империи, римских граждан и провинциалов, логически продолжил дело Септимия Севера.
● В далеком прошлом Республика строго разделяла военную (проконсульскую) и гражданскую (трибунскую) власть. Военный или гражданский imperium (право действовать от имени государства) при Республике был временным и выборным, причем действовал лишь за пределами померия
[23]. Империй наделял военными полномочиями консулов и преторов, а также некоторых низших магистратов.
● Принципат, ранняя форма монархии, изменил эту практику. Принцепсу, «первейшему», начиная с Октавиана Августа, принадлежала реальная высшая гражданская и военная власть, соединявшая несколько магистратур. Республиканское устройство существовало, но, поскольку важные выборы теперь регулировал принцепс, со временем от прежней Республики осталась пустая форма, видимость, не несущая никакого смыслового наполнения. Политическое значение сената, комиций, магистратур (кроме цензоров) снижалось год от года.
● Принципат еще сохранял республиканские черты. Например, император не имел права облагать налогами. В эпоху принципата сенат и народ — теоретически — наделяли императора полномочиями. Фактически роль народа была формальной, а армия с самого начала желала сказать при выборе императора свое слово.
Часть II. Диоклетиан и Константин: пересборка империи
Я родился не для императорского трона — по крайней мере если судить по внешности, — а для того, чтобы разводить овощи, холостить свиней или пасть на поле брани солдатом. Отец мой — не консул, дед — не сенатор, мать — не беспутная тварь, а при таких обстоятельствах нелегко сделать карьеру.
Монолог Диоклетиана. Мигель Отеро Сильва. «Когда хочется плакать, не плачу»
Кризис III века завязал Гордиев узел экономических, внешне- и внутриполитических проблем, вызвав разгромное поражение системы принципата. Выход из кризиса подразумевал поиск новых опор и создание новой властной структуры, то есть полную реорганизацию центральной имперской власти.
Невзирая на обстоятельства, отыскались люди, которые решили эту исключительно сложную задачу, попутно переформатировав государство и его важнейшие институты.
Один-единственный человек не мог править огромной империей, то есть одновременно решать экономические, политические, и военные задачи. Любой император неизбежно сталкивался с проблемой узурпации, а значит, очередной гражданской войны. С другой стороны, разделение власти неизбежно вело к соперничеству и все к той же гражданской войне.
Император Диоклетиан с соратниками нашли тонкую грань между этими альтернативами и совершили невозможное — на ходу, не имея четкого плана, преобразовали политический строй государства и провели радикальные экономические, военные и правовые реформы. Все это они сделали с учетом новой стратегической ситуации на Востоке и на Западе, не подорвав традиционных устоев Римской империи и приняв во внимание изначально свойственные ей консервативные традиции.
Сочетать реформу и традицию? Немыслимо! Но немыслимое все же произошло. Чтобы объединить и стабилизировать империю, Диоклетиан собрал управленческую команду друзей, которых он знал лично и которые ему доверяли. Соратниками и соправителями этого необычного человека оказались его сослуживцы по «генштабу» императора Проба, люди сильные и решительные, несомненно выдающиеся личности. Розни между ними не наблюдалось (что, пожалуй, равно чуду), а действия всегда были слажены и согласованы — благодаря блестящему организатору и управленцу Диоклетиану, умевшему убеждать, а если нужно, то и не допустить потенциального конфликта.
