Тем не менее, даже во времена процветания самым многочисленным социальным слоем оставалось молчаливое крестьянское большинство, колоссальные 85-95 процентов населения. Многие крестьяне были безземельными. Их положение не назовешь хорошим, но и безнадежным именовать тоже нельзя. В целом жизнь трудящихся классов IV века улучшилась по сравнению со смутными временами вековой давности. Небогатые крестьяне ели из посуды, изготовленной фабричным способом, носили одежду из покупных тканей, и жили в домах под крышами из черепицы, сделанной на мануфактурах. Никогда в истории, ни до, ни после IV-V веков, уровень и качество жизни на юге и востоке Римской империи не были так высоки, как в те времена.
Новое богатство стало неисчерпаемым источником государственных доходов. Государство знало, кто платит основную массу налогов, и защищало своих налогоплательщиков — за дойной коровой стоит ухаживать! Император Константин, внимательно следивший за налоговыми поступлениями, принял законы в защиту низших классов, исходя из которых составлялись индикции (бюджетные оценки), взыскивались долги и даже писались договоры аренды.
Фискальная мощь империи проникала повсюду: епископ Синезий из Киренаики говаривал, что на североафриканских нагорьях живут люди, которые считают, будто Агамемнон, сын Атрея, все еще царствует — и при этом отлично знают о существовании императора, именем которого с них требовали налоги.
Экономический бум Востока, однако, не означал устойчивого процветания. Порой наступали времена жестокого неурожая и голода, как, например, в 384-385 годах в Сирии. Улицы сирийских городов переполнялись беженцами из сел, где погибающие люди пытались есть траву.
Всегда и везде были бедняки, вроде дрожащего от холода свинопаса, с которым святой Мартин поделился своим теплым плащом. Полуголые, бездомные люди прятались в портиках и переулках всех позднеримских городов и надеялись лишь на человеческую жалость да на храмовую благотворительность.
На Западе возрождение сельских районов было неоднородным. Диоклетиан и Константин израсходовали фантастические суммы на укрепления по Рейну и Дунаю, но небезопасность проживания в пограничных зонах надолго вогнала эти регионы в депрессию. А вот в более спокойных провинциях — в Британии, прибрежной Испании, Северной Италии и Южной Галлии — началось оживление сельской жизни и настоящий бум строительства вилл. Большинство хозяйств, хоть и были невелики, умеренно процветали и даже наращивали производство.
Помимо удачно основанного Константином Нового Рима, большой подъем испытали Медиолан, Равенна и Аквилея. Сельское хозяйство, промышленное производство и торговля после денежной реформы Константина кое-где достигли уровня наивысшего расцвета. Даже Галлия почти оправилась от набегов и мятежей.
Впрочем, системный долгосрочный упадок городов и сел Запада не прекратился, они будто застыли в прошлом. Зато к V веку достигли максимальной величины имения римской аристократии, поглотившие клочки земли независимых ранее крестьян.
Гораздо хуже ситуация обстояла во внутренних землях Испании и Италии, где численность населения после бедствий III века так никогда и не восстановилась. В целом демография этих краев показывала прирост, но количественно так и не поднялась до уровня, предшествующего «Киприановой чуме» и гражданским войнам, при всем повышении благосостояния. Площадь обрабатываемых земель в западных провинциях неуклонно сокращалась. Более того: в конце IV века резко растет число письменных источников, свидетельствующих об опустении итальянских провинций и о том, что многие земли оставались необработанными и были заброшены.
Шестьдесят лет спустя после смерти Константина, в 401 году, в одной лишь Кампании, до тех пор самой плодородной и населенной области Италии, насчитывалось 52 842 югера земли, заболотившейся или заброшенной из-за отсутствия производящих хозяев.
«Подобное положение создалось не только в областях Центральной и Южной Италии, Сицилии и Сардинии, Греции и Македонии, прежде всего пострадавших в силу изменившихся условий, но и в самых цветущих провинциях империи. Галлия была потрясена в конце III века грозным восстанием земледельцев, вызванным крайней нищетой, в которую впало и сельское население этой области, где значительная часть земель была заброшена, превратилась в болота и покрылась лесом. В те же самые годы в промышленности и сельском хозяйстве Испании ощущался острый недостаток в рабочей силе, и крупнейший из ее портов — Гадес (Кадис) — превратился в селение, по размерам своим немногим превосходившее деревню».
(Д.М. Луццато. Экономическая история Италии. Античность и Средние века)
Отчаяние итальянских земледельцев, бросавших поля и имущество, дошло до крайности. Правительству не раз приходилось понижать взимаемые с них земельные подати. После вторжений готов Гонорий в 413 году был вынужден снизить налоги с Кампании, Тусции, Пицена, Самния, Лукании, Бруттия до пятой части их прежнего размера, а в 418 году объявить новое снижение податей с Кампании, Тусции и Пицена.
Запад Римской империи IV-V веков был перегружен растущими военными, политическими, идеологическими расходами. Под этим непосильным грузом он хрипел и задыхался, но империя по-прежнему тянула огромную тяжесть — самое себя.
Не исключено, что возрождение римской силы, богатства и мощи стало бы после Диоклетиана необратимым. Вмешался внешний фактор: ренессанс Запада был оборван вторжением мощных и многочисленных сил из-за пределов империи.
Часть III. Варвары у ворот
Гораздо труднее убедить их [германцев] распахать поле и ждать целый год урожая, чем склонить сразиться с врагом и претерпеть раны; больше того, по их представлениям, потом добывать то, что может быть приобретено кровью, — леность и малодушие.
Корнелий Тацит. О происхождении германцев и местоположении Германии
Глава VII. Европа римская и Европа варварская
Суммируя предыдущую часть, можно утверждать, что в IV веке внутреннее положение Римской империи наконец-то стабилизировалось. Восстановилась экономика Востока, и даже в западной части империи, несмотря на частые неурожаи и похолодание, наблюдалось некоторое оживление. Региональные различия по-прежнему были велики и со временем лишь усиливались: центр тяжести империи решительно сместился на Восток, многолюдный, богатый и культурный.
Периодические набеги племен из-за Рейна и Дуная не вызывали в императорской ставке особой тревоги, даже притом, что теперь через границу рвались многотысячные отряды племен, о которых прежде никто не слышал.
Нежданная напасть пришла с востока Евразии.
Далеко на востоке...
Кочевые формирования сюн-ну — федерации племен, подчиненных власти могущественной центральной элиты — веками передвигались между плодородных долин внутреннего Китая и нагорий Центральной Азии, оказывая давление на китайские границы. Постоянные набеги и трения привели к образованию государственных структур у обоих противников. Но с конца второго столетия нашей эры Центральная Азия вошла в период политического и экономического хаоса, о причинах которого до последнего времени можно было лишь гадать.
