Некоторый свет на события в восточной части Евразии проливает связка писем одного купца, найденная в 1907 году в сторожевой башне эпохи Хань в Дунганской пустыне, на границе Китая со Степью. Депеши писал торговец из Согдии — малого, но важного торгового узла Великого шелкового пути близ Самарканда.
Датированные 313 годом сообщения из Китая в Самарканд описывают апокалиптические сцены голода, разрухи и опустошения, поразивших внутренние земли на востоке империи Хань. Император покинул свою столицу Лоян, оставив ее на милость кочевников, пишет согдийский торговец и называет этих кочевников гуннами. Неизвестно, были сюн-ну и гунны одним и тем же племенем (или союзом племен) или нет, но они праздновали военный успех совсем недолго: природное бедствие заставило их покинуть опустошенные земли.
Вся Степь двинулась на запад! Предположительно, эту миграцию вызвала катастрофическая засуха, мегазасуха, королева засух. Ее пик пришелся на 350-370 годы, когда Центральная Азия стала «пыльным котлом», территорией неизбежной смерти. Пришедшие в Европу гунны были, по сути, климатическими беженцами.
В Риме еще не знали, что вести о готах Причерноморья, снявшихся с места под давлением племен с востока, были первыми громами надвигавшегося грандиозного шторма. Этот процесс уже столетие или два шел в неизмеримой дали от империи, от степей Маньчжурии до Дона, от Кавказа до Балтики — великое движение племен и народов. Германцы, а потом славяне, тюрки и другие этносы передвигались за сотни и тысячи километров.
Через полтора тысячелетия этот исторический период, продлившийся примерно до IX-X веков, назовут Великим переселением народов.
В пути на закат
Часть мигрирующих групп шла за лучшей жизнью, другие бежали от экологических бедствий или грозных завоевателей. Дружины конных воинов, каждое лето отправлявшихся в поход — лето было сезоном войн, — приносили вести о чужих краях и новых возможностях. Если разведывательные данные обещали объединению родов или кланов повышение качества жизни, люди снимались с места. Как правило, переезд устраивали осенью, когда собран урожай.
В миграциях участвовала не только социальная элита племен, не только лидеры и воины, но и свободные вооруженные люди, которые, однако, не были профессиональными бойцами. Если дружина нашла или отвоевала место для переселения, начиналось общее движение. В караванах крытых телег, следующих за воинами, ехали семьи, роды и целые кланы. Разумеется, среди них были женщины, дети и другие члены семей, неспособные участвовать в бою.
Примерно таким же порядком переселялись малые группы пахарей и скотоводов. Величественную картину похожего процесса читатель найдет в первых главах «Комментария о Галльской войне» Юлия Цезаря, где описана попытка переселения в Прованс трехсоттысячного племени гельветов.
Большая часть Европы была покрыта девственным лесом — огромным, беспредельным, протянувшимся от Урала до Атлантики. Великий Европейский лес занимал невообразимые пространства в миллионы квадратных километров. Его реликтовый остаток — Беловежская пуща — и сегодня поражает воображение горожанина.
Обширные безлесные площади можно было увидеть лишь на юге Галлии и в Италии, предположительно островком лесостепи являлась будущая Пруссия — в нынешней Калининградской области эту лесостепь можно наблюдать и сейчас. В остальной части Европы расчищенные и населенные места в этой бесконечной чащобе виднелись редкими прогалинами, не связанными между собой. Дорог через Великий Европейский лес не существовало, и передвижение шло, видимо, в основном по рекам или их берегам. Припасы везли на телегах, которые при надобности вкатывали на плоты.
Иногда делали остановки, чтобы расчистить лес под пашню:
«Деревья не срубали (поскольку было нечем), а окоряли, чтобы они засохли. Подготовленный участок выжигали таким образом, чтобы лес, сгорая, выжег почву на глубину как минимум 5 см, полностью уничтожая всю растительность, в том числе и семена. Посев производили в еще теплую золу, в этом случае на поле сорняки возникали только из засорения посевного материала. <...> Участки забрасывали не из-за истощения почвы, а из-за зарастания полей сорняками, с которыми могли бороться только прополкой — способом неэффективным на больших площадях, ибо урожай не окупал затрачиваемый труд. Большие затраты труда на расчистку окупали высокие урожаи: до сам-10 — сам-20, а иногда и до сам-70»
[26].
Через два-три года участок оставляли, и переселенцы отправлялись дальше.
Мигрирующие группы не были закрытыми объединениями. Сформированные в XIX и XX веках представления о национальной идентичности и национальных особенностях нельзя переносить на времена, когда не было ни наций, ни этносов (ни этнических чисток). Люди германцев, ираноязычных аланов и множества других племен легко понимали друг друга и быстро перенимали языки. Поэтому состав групп часто менялся: кто-то отставал по пути, кто-то брал жену в одной из встретившихся деревень, кто-то решал остаться с неожиданно разросшейся семьей, а молодые несемейные мужчины сбивались в шайки и, отделившись от своих родов и кланов, искали военной удачи.
Народы и племена доходили до внутренней периферии Империи, оставались там, смешивались с другими, бесследно исчезали, либо объявлялись уже с новыми названиями и даже новыми языками, усвоенными за сотни лет великого пути. Одни давали начало новым народностям и государствам грядущего Средневековья, другие ассимилировались, навеки пропадали в водовороте истории или даже возвращались на прежние земли.
Понятно, что люди всегда старались переселиться из менее развитых регионов в более развитые и климатически комфортные — то есть на юг и запад. Так было в первые три века нашей эры, когда империя поглощала германские земли и нанимала германских рекрутов, а легионы зачастую снабжались германским продовольствием. Но было и движение иного рода: выступления против клиентов Рима в пограничной зоне. Их всячески старались вытеснить племена-конкуренты, желавшие присвоить или закрепить за собой блага, которые приносила жизнь на границе.
Рейнский и дунайский фронтиры Римской Империи
В IV веке приграничные «королевства», клиенты империи, простирались лишь километров на сто вглубь Германии от Рейна и Дуная, образуя пояс, за который доступа римлянам не было. Что происходило в тех дремучих дебрях, можно лишь предполагать, интерпретируя археологические находки.
Варвары, при всем численном превосходстве, не имели представления об организации снабжения походов провизией и фуражом — у них наглухо отсутствовало понятие о «службе тыла». Грабежом десятитысячное войско не прокормить, а значит, время набега крайне ограничено! Поэтому целых три века для защиты границ империи было достаточно держать легионы у пределов Сахары, на Евфрате, Дунае и Рейне, проводя редкие, но жестокие карательные походы против варварских племен.
