С 359 года в Галлии настал относительно долгий мир, а в 360 году в связи с наступлением персов Юлиан получил приказ отправить на восток лучшие войска. Отправка федератов на восток нарушала договор, который обязывал их служить только в Галлии.
Аммиан намекает, будто легионы Юлиана вовсе не горели желанием воевать на Востоке, а сам цезарь едва ли хотел лишиться немногих имеющихся в его распоряжении войск. После оглашения приказа Констанция в Галлии всерьез запахло армейским мятежом... Молодой цезарь пытался объяснить эту проблему Констанцию, но тот остался глух. Пришлось приказать войску выступить на восток, даже рискуя возможностью бунта.
Юлиан догадывался, что задумал Констанций: он помнил, как изолировали Галла, отбирая у него армейские части, одну за другой, пока цезарь не остался без защиты. Войско Юлиана оставалось невелико числом, но это были лучшие, проверенные солдаты. Удивительно, но армия не взбунтовалась, лишь выразив молчаливый протест, который видит всякий командир, когда солдат внезапно становится хмур и «тяжел на подъем».
Что-то носилось в воздухе. Что-то назревало...
...И наконец прорвалось: во время марша через Париж солдаты внезапно провозгласили Юлиана августом. Тот якобы не желал становиться императором и, веря в предопределение судьбы, вопросил богов. Боги, разумеется, дали формальное согласие.
(В скобках укажем, что, с учетом отношений с Констанцием, отказ от императорского пурпура означал бы для Юлиана верную смерть. Вероятно, он сам готовил эти события: незадолго до «провозглашения» один из комитов, особенно преданный Констанцию, был срочно командирован в Британию. По возвращении этого человека сразу арестовали, причем он даже не знал, что Юлиан объявлен армией императором.)
Юлиан направил Констанцию формальное письмо, содержание которого известно:
«Я сохранял, сколько было возможно, непоколебимую верность своим принципам как в своем личном поведении, так и в выполнении взятых на себя обязательств, всегда придерживаясь неизменного образа мыслей, как это с очевидностью ясно из множества фактов. С того самого момента, когда ты, сделав цезарем, послал меня, дабы я сражался среди грозного шума брани, я довольствовался предоставленной мне властью и как верный слуга доводил до твоего слуха частые вести о следовавших одна за другой желанных удачах, никогда не подчеркивая перенесенных мною опасностей, хотя многими свидетельствами можно было бы доказать, что в воинских трудах, в разгроме и рассеянии германцев меня всегда видели первым, а в отдохновении от трудов — последним.
Если же теперь произошла, как ты думаешь, некоторая перемена, то я, с твоего позволения, скажу следующее: солдаты, проводившие свою жизнь во многих тяжелых походах, не получая от этого никакой выгоды, выполнили то, что давно задумали, настоятельно требуя этого, так как тяготились командиром второго ранга, полагая, что от цезаря они не смогут получить никаких наград за продолжительный труд и многочисленные победы...»
Далее Юлиан выдвигает Констанцию относительно мягкие условия: совместное правление, то есть признание Юлиана как властителя Запада, причем префекта претория назначает Констанций, остальных чиновников — Юлиан. Пополнения на восток будут отправлены, пусть и в меньшем числе.
К этому письму было приложено другое, секретное, гораздо резче, настоящий ультиматум: или совместное правление, или гражданская война. Констанций II не оценил ни уступок, ни угроз и начал готовиться к сражениям. Однако в ноябре 361 года его в возрасте сорока четырех лет настигла внезапная смерть, о причинах которой ходили разные слухи — если верить летописцам, это была малярия, хотя, как обычно, поговаривали об отравлении.
На смертном ложе император все-таки назначил Юлиана своим официальным преемником: тот был единственным оставшимся в живых продолжателем рода Константина Великого.
Странный император
В декабре 361 года Юлиан во главе западных войск въехал в Константинополь. Военные и придворные поспешили засвидетельствовать ему свою преданность и почтение, но уже ставшая традиционной чистка все равно состоялась. Известно о казни четырех видных чиновников (двоих публично сожгли живьем) и об изгнании еще нескольких.
В Константинополе Юлиан признал себя язычником (он поклонялся Солнцу) и провозгласил полную веротерпимость. Это означало, что ни одна религия не получит привилегий. Тем не менее соблюдать абсолютный религиозный нейтралитет император настроен не был и должности предпочитал отдавать язычникам.
Храмы и имущество, отошедшие от политеистов христианам, вернули прежним владельцам. Языческие храмы открылись, но в них уже никто не ходил: древние религии умерли естественной смертью! Юлиан пытался оживить неживое, объединив христианскую этику с язычеством, и даже выделил средства на добрые дела, в которых первенствовали христиане, то есть на приюты и больницы. Бесполезно, прадедовское многобожие безвозвратно сгинуло и воскреснуть уже не могло.
В новой политике христиане увидели немалую опасность: веротерпимость означала свободу любых сект и, следовательно, угрозу ортодоксальному единству. Когда христианам запретили преподавать риторику, грамматику и философию, тем самым отрезав их от молодежи высших сословий, послышались упреки в адрес августа: он нарушает свои же законы!
Главной задачей император Юлиан считал войну с сасанидской Персией. Персия была не просто врагом Рима, а врагом идейным, ненависть к которому была унаследована от греков. Римляне не забыли три крупных поражения и череду унижений, не забыли, что в III веке персы пленили императора Валериана, выставили его на всеобщее осмеяние, а затем из его кожи якобы сделали бурдюк для вина. С точки зрения римлян Персию следовало стереть с лица земли, как некогда был уничтожен Карфаген.
Молодому императору были безразличны лавры Александра Македонского, но масштабная победа над персами укрепила бы его власть, что, в свою очередь, позволило воплотить вымечтанные им реформы.
Весной 363 года начался поход на вековечного врага.
Персидская кампания оказалась для Юлиана роковой.
В этой войне есть несколько странных, ничем не объяснимых моментов. Зачем императору перед наступлением понадобилось разделять армии и дробить силы? В результате шахиншах Шапур II позволил Юлиану продвинуться вперед, а потом захлопнул ловушку. На свою территорию римляне, оставшиеся посреди выжженной земли без продовольствия и фуража, отступали с изматывающими боями. Отчего Юлиан отверг мирные предложения персов? Почему легионы бездействовали в отлично знакомой им местности? Почему не пришли армянские союзники и римские подкрепления?
Юлиан пал в обычной стычке, мало чем отличающейся от сотен других. Стоял июнь 363 года, император повел против тяжелой кавалерии персов легковооруженные римские отряды, сняв доспех из-за жары, и был впереди своих легионеров, когда в правое подреберье вонзилась стрела.
Персидская?
Римская?
