В середине V века сословие магнатов стало в каком-то отношении могущественнее императоров: одни — через своих клиентов, связи и родство — правили государственными учреждениями, а другие по-прежнему оставались в стороне. Но и тех и других никто уже не мог принудить исполнять имперские законы.
Таков был стиль, выдерживаемый знатными римлянами поздней империи: праздность, отчуждение от всего, что пахнет плебейством, и удивительная беззаботность. Они лениво и безмятежно (иные считают — стоически) смотрели, как Римская империя валится в тартарары, утверждая, что ничего, в сущности, не изменилось. Римский консерватизм и римское высокомерие в отношении варваров повелевали им до последнего не признавать нагрянувшей катастрофы.
В 471–475 годах уже знакомый нам Сидоний Аполлинарий, епископ Арверна (ныне Клермон-Ферран), одно время приближенный ко двору короля Теодориха I, помогал в обороне против вестготов. Затем правительство империи отвернулось от него и уступило обороняемые земли варварам-противникам. Сидоний пытался пробудить своих галло-римских друзей от преступного равнодушия. Но и он был заворожен картиной красочного увядания: в своих произведениях он любуется живописной жизнью аристократии в последних теплых лучах заходящего солнца империи, под надвигающейся тенью германцев.
Может быть, такое поведение непреклонно диктовал модный эстетизм или эскапизм, а может, аристократы были уверены, что с варварами можно поладить. Во многом они оказались правы. С падением Запада все магнаты Италии установили прекрасные отношения с германцем Одоакром, а затем с остготским королем Теодорихом Амалом. По тем же причинам земельная аристократия Галлии, полыхающей набегами, войнами и восстаниями, перенесла переход к владычеству франков и бургундов без особого ущерба.
Точно так же местные элиты помельче — куриалы — при любой власти держали население в полном подчинении и даже сами взимали налоги со своих арендаторов.
Эта «осень империи» и растущее могущество местных кланов, равнодушных к судьбе государства, — предвестник грядущего переустройства земель Запада. Британский историк Йэн Моррис суммирует основные стратегии построения государств:
«По существу, есть два основных способа управления государством, которые мы можем назвать "дорогостоящей стратегией" и "дешевой стратегией". Дорогостоящая стратегия предполагает наличие руководителей, которые централизуют власть и нанимают и увольняют подчиненных, которые служат им за жалованье в рядах бюрократии или армии. Выплата жалованья требует больших доходов, но и основная работа чиновников состоит в получении этих доходов посредством налогов, а основная работа армии — обеспечивать принуждение при их сборе. Целью является достижение баланса: масса доходов тратится, но еще больше поступает. Правители и их служащие живут на разницу между этими потоками.
«Дорогостоящие» государства обеспечивали наличие дорог и гаваней, чтобы вышеуказанное было выгодно, а также армии и кодексы законов, чтобы защитить прибыли. Они делали так из простого разумного допущения, что более состоятельные подданные смогут платить больше налогов.
При дешевой стратегии руководителям не нужны крупные налоговые поступления, поскольку они много и не тратят. Свою работу они заставляют делать других людей. Вместо того чтобы платить армии, правители полагаются на представителей местной элиты — которые вполне могут быть их родственниками, — что те будут набирать войска в своих владениях. Правители вознаграждают этих вельмож тем, что делятся с ними награбленным. Правители, которые стабильно побеждают в войнах, создают баланс на невысоком уровне: доходов поступает не очень много, но тратится еще меньше, и вожди и их родня живут на эту разницу»
[9]. При поздней Республике и Юлии Цезаре в I веке до н. э. Римская империя принялась выстраивать «дорогостоящее» государство, которое с успехом обеспечивало внутренний мир и удерживало границы от внешних врагов. Оно содержало дороги, гавани и армии, а также разработало кодексы законов, чтобы защитить собственность подданных, которые платили налоги. После кризиса начала V века и, главное, после захвата вандалами в 439 году основных африканских угодий у Рима кончились средства на собственное содержание. Оплачивать существование империи теперь было некому.
Элиты не изменили своего поведения, даже когда государство начало распадаться. Стало невозможно остановить произвол магнатов: с падением доходов империи наемная профессиональная армия рассеялась, и то же произошло с союзными силами.
Как только государство лишилось силовых инструментов, насилие стало преумножаться. Ни у земельных магнатов, ни у варварских вождей не было желания узурпировать государственную власть и право на насилие — они вынуждены были делать это в силу сложившегося положения вещей.
Так началось упрощение политической структуры и начали возникать локальные псевдогосударства, размером от поместий и городов с прилежащими землями до крупных варварских королевств, родившихся в результате компактного расселения варваров. Экономическая локализация, обрыв торговых и иных связей, «окукливание» и падение регионов до натурального хозяйства произошли еще раньше…
Облик Европы стремительно менялся. Эпоха античности уходила в историческое небытие. Нарождался новый, незнакомый и страшноватый мир.
Гунны в Италии
Аттила тем временем не унывал. После разгрома на Каталаунских полях он отправился в северную Италию и весной 452 года захватил и разграбил хорошо укрепленную Аквилею, уничтожил всех ее жителей и сравнял город с землей, да так, что, по словам Гиббона, «следующие поколения с трудом находили следы руин». Расположенную совсем недалеко, но надежно укрытую болотами и толстыми стенами Равенну невозможно было ни взять приступом, ни даже подступиться к ней. Поэтому Аэций, спокойный за судьбу имперской столицы, отошел дальше, собрав свою армию вдоль Виа Эмилия за рекой По. Там он и остался ждать последней авантюры Аттилы.
После трех месяцев бесплодной осады Равенны гунны валом покатились по Италии, опустошая страну. Древними римскими дорогами они отправились на запад, через долину реки По с множеством богатых городов. Один за другим пали перед гуннами Падуя, Мантуя, Виченца, Верона, Брешия, Бергамо… Милан и Павия без сопротивления отдали свои богатства и превозносили милосердие варваров, которые гнали перед собой тысячи пленных, будущих рабов.
Спустя шесть лет пленники, которых считали погибшими, вернулись в Италию. Многие из них обнаружили, что за эти долгие годы их жены потеряли надежду дождаться своих мужей и вновь вышли замуж. «Невольных двоемужниц» было так много, что местный епископ не знал, что делать, и обратился за советом к папе Льву. Тот вынес справедливое решение: женщин, вступивших вторично в брак, наказывать нельзя, но они должны вернуться к «настоящим» мужьям. Тех, кто откажется возвращаться, следует отлучить от церкви.
