Флавий Юлий Валерий Майориан, сын друга и финансового советника Аэция, был одним из офицеров магната-полководца; он пользовался доверием и дружбой убитого Валентинианом военачальника. В 448 году Майориан отличился при защите Тура от багаудов и тогда же познакомился с Рикимером и знатным галлом по имени Эгидий Афраний Сиагрий из числа командиров войска Аэция. В том же году Эгидий вместе с Майорианом принудил к подчинению салических франков во главе с их королем Хлодионом. Эгидий участвовал в битве на Каталаунских полях, а когда в 453 году вестготы двинулись на север от Луары, он в союзе с новыми вассалами-франками вышиб захватчиков на юг.
Три высших офицера и четвертый — их командующий и друг… Могла ли в V веке повториться история тетрархов во главе с Диоклетианом, вызволивших империю из гибельного кризиса? Едва ли. За 150 лет врагов Рима стало больше числом, и они были лучше организованы. Империя же ослабла, ее внутренние экономические связи постиг распад, а на местах правили всесильные землевладельцы в союзе с имперской бюрократией; если угодно, этот процесс можно назвать «федерализацией», а если еще точнее — «феодализацией»…
Армии империи теперь были невелики и почти на сто процентов состояли из варваров. Командовали ими люди, чьи интересы во многом расходились с интересами государства. В длящемся полвека военном хаосе они старались в первую очередь защитить собственные земли и увеличить свои богатства — то есть ухватить наивозможно крупную часть огромного наследства распадавшейся страны.
После смерти Аэция и убийства Валентиниана III Рикимер вместе с армией хотел возвести на императорский трон Майориана, однако на следующий день после убийства императора, 17 марта 455 года, при поддержке римского сената (и немалых сумм, распределенных между дворцовыми чинами) пурпур нацепил Петроний Максим.
Гейзерих-вандал гневался и ярился. По договору 442 года дочь Валентиниана была обещана в жены его сыну Гунериху. Возможно, эта ярость была наигранной, и Гейзерих просто решил, что со смертью Аэция ему больше некого опасаться. Какой смысл договариваться со слабейшим? Вандальский король отказался признавать нового императора Петрония Максима, расторг договор 442 года, по которому империя и без того отдавала ему практически все, и собрал флот для нападения на Рим.
Петроний Максим, услышав о приближении Гейзериха, пытался 31 мая 455 года бежать из города, но был растерзан возмущенными горожанами и погиб, трех месяцев не проносив пурпура. Мы еще в первой книге выяснили, что ремесло узурпатора в позднем Риме сопровождалось огромными профессиональными рисками и долголетию никак не способствовало.
В июне 455 года флот Гейзериха вошел в порт Остия, что в устье Тибра.
Вновь следует оценить степень исторической иронии: Рим взяли карфагенский флот и обитатели Карфагена! Ведь как ни крути, вандалы теперь жили на территории давно сгинувшей финикийской империи и хотя бы «по месту постоянной прописки» могли юридически и фактически именоваться карфагенянами!
Рим никто и не пытался защитить. Навстречу вандалам выслали процессию по главе с римским папой Львом I. По позднейшей легенде, папе удалось усовестить Гейзериха, тот отказался от убийства пленных и пообещал не устраивать резню с поджогами.
Римляне зря боялись варварской иррациональности и «природной жестокости». Вандалы (проявляя вандализм) методично и сосредоточенно грабили город две недели. Организованность и даже некоторая упорядоченность этого действа была такова, что оно производит впечатление не стихийного грабежа, а реализации некоего бизнес-проекта.
С храмов Капитолия сняли позолоченные крыши, выгребли из хранилищ все ценное, опустошили императорские дворцы и богатые дома. Среди похищенного были остатки добычи, которую император Тит вывез из Иерусалимского храма, в том числе Ковчег Завета (куда он подевался впоследствии — неизвестно) и другие сакральные и государственные ценности. Все это организованно и дисциплинированно погрузили на корабли.
К слову об исторической справедливости. Описанным событиям мы обязаны появлением позднейшего термина «вандализм» — это некрасивое словечко вошло в оборот более тысячи трехсот лет спустя, когда его в 1794 году произнес французский аббат Анри Грегуар, описывая бессмысленные ужасы, разрушения и культурные потери эпохи Великой французской революции. Так единственным брошенным в сердцах словом оказалась перечеркнута история целого народа, поскольку дальше «вандализма» смотреть не хочется.
Однако варвары оставили Рим практически целехоньким: город не сравняли с землей, его обитателей не перебили, а почву не просолили, как это сделал ровно 601 год назад Сципион Африканский.
Месть за сожженный римлянами Карфаген свершилась, пусть и была реализована руками германского племени, нежданно-негаданно занявшего земли канувшей в небытие финикийской метрополии.
С собой вандалы увели и продали в рабство тысячи пленных римлян. Епископ Карфагенский выкупил некоторых из них, но участь большинства была тяжкой, а жизнь недолгой. В плен попали даже вдова Валентиниана III с дочерями Евдокией и Галлой (право же, это несчастливое имя).
Евдокию тут же выдали за Гунериха.
Рикимер вновь попытался возвести на трон Майориана, и вновь неудачно: у галло-римлян и вестготов имелось собственное независимое мнение о том, кто должен быть западным императором.
Добро, которое творят хорошие государи, приносит пользу и вам, хотя вы живете вдали от Рима; жестокость дурных обрушивается только на нас, стоящих рядом. Сносите алчность и расточительность принцепсов так, как вы сносите недород или ливни, губящие урожай. <…> Или вы, может быть, надеетесь, что правление Тутора и Классика будет более мягким? Что войска, которые вам понадобятся, дабы обуздывать натиск германцев и бриттов, потребуют меньших налогов? А ведь война всех со всеми и есть то, что вас ждет, если, — да не допустят этого боги, — римляне будут изгнаны из Галлии. Восемьсот лет сопутствовала нам удача, восемьсот лет возводилось здание Римского государства, и всякий, кто ныне попытается разрушить его, погибнет под развалинами.
Из обращения Цериала к тревирам и лингонам. Тацит. История, книга IV
Глава 3
От Луары до Гибралтара
Кочевая империя Аттилы распалась, и почти одновременно с этим событием начался обвал Западной Римской империи. Торисмунд, сын старого короля Теодориха из рода Балтов, который покинул поле битвы с гуннами, чтобы помешать братьям захватить трон и самому стать преемником отца, можно сказать, открыл кампанию. Всего через несколько лет у лидеров племен, шедших за Аттилой, возникли те же проблемы — на территориях обеих рухнувших империй возникали и крепли варварские королевства.
Синхронный распад последнего государства античности и кочевой империи гуннов завязал на территории Европы узел немыслимой сложности. Чтобы разобраться в последовавших событиях, придется разложить их по пунктам.
Кому быть императором?
Торисмунду, поспешившему с Каталаунских полей в Тулузу, удалось оттеснить братьев и захватить корону вестготов. Его политику иногда называют антиримской, но будем справедливы: молодой король всего лишь старался воспользоваться слабостью противника, будь то римляне или другие варвары, и захватывал прилежащие земли, как только представлялась возможность. Он вытеснил аланов (федератов Рима) из области в среднем течении Луары и взял Орлеан. Затем Торисмунд попытался захватить Арль, под которым потерпел поражение его отец, но отказался от этой мысли, то ли поддавшись тонкой дипломатии Авита, префекта претория Галлии, то ли реалистично оценив свои возможности.
