Так или иначе в конце Бронзового века Балканы становятся источником всеобщей опасности — к югу и востоку направились не только воины с железным оружием, но и бесчисленные искатели лучшей доли, бегущие от неизбежной голодной смерти. Они-то и смели неподготовленных к нашествию южан, одновременно погубив старые «бронзовые» цивилизации и открыв дорогу куда более прогрессивному Железному веку, перед которым, правда, последовал длительный период упадка.
* * *
Вернемся однако к филистимлянам, одному из «народов моря» ушедшему с разрушенного Крита и обосновавшемуся в Древней Палестине. Надо сразу сказать, что незваные гости вторглись в земли издавна населенные семито-хамитскими племенами ханаанеев, иевусеев, амореев; кроме того здесь жили хетты и египтяне.
Словом, дом вовсе не пустовал, но представлял из себя не единое целое, а коммунальную «Воронью слободку» — сонмище крошечных царств и независимых городов старательно враждовавших промеж собой, а когда внешняя угроза на время уходила, с упоением занимавшихся внутренними сварами самого кровавого характера, весьма ярко, реалистично и во всех скандальных подробностях описанных в Ветхом завете.
Если верить Библии, то филистимлян было две разновидности. Первая якобы происходила от Мицраима, сына Хама и пришла в Палестину с Синайского полуострова
«...От Мицраима произошли Лудим, Анамим, Легавим, Нафтухим, Патрусим, Каслухим, откуда вышли Филистимляне, и Кафторим»
[4].
В свою очередь глава вторая книги Второзакония сообщает нам, что в Газе объявились «Кафторимы, исшедшие из Кафтора», которые истребили племя аввеев и поселились на их месте. Кафтор, он же Кафт, он же египетский Кефтиу, по мнению большинства ученых — это минойский Крит.
Пророк Иеремия дает нам более расширенную и устрашающую картину вторжения филистимлян:
«...Так говорит Господь: вот, поднимаются воды с севера и сделаются наводняющим потоком, и потопят землю и все, что наполняет ее, город и живущих в нем; тогда возопиют люди, и зарыдают все обитатели страны.
От шумного топота копыт сильных коней его, от стука колесниц его, от звука колес его, отцы не оглянутся на детей своих, потому что руки у них опустятся от того дня, который придет истребить всех Филистимлян, отнять у Тира и Сидона всех остальных помощников, ибо Господь разорит Филистимлян, остаток острова Кафтора»
[5].
Иеремия совершенно не зря взывает к Господу Богу, поскольку «истребить» филистимлян с Кафтора без вмешательства сверхъестественных сил ханаанеи и прочие обитатели Древней Палестины не могли при всем желании. Причина проста — только у филистимлян была в распоряжении технология выплавки железа, а следовательно и самое совершенное вооружение, от железных клинков и доспехов, до окованных наиболее передовым материалом колесниц. Бронзовое оружие рядом с этими невероятными новшествами выглядело архаично и убого.
Что характерно, оба племени условных «филистимлян», что (предположительно) хамитско-синайского происхождения, что критянского, прекрасно ужились — можно сделать вывод, что критяне брали в жены дочерей из народа Мицраима, а потому двум разным этносам в Ветхом завете было присвоено одно наименование. Даниты, прибывшие вместе с филистимлянами, на побережье не задержались и отправились в глубь Палестины. Там они вступают в довольно тесные контакты с древними евреями и весьма быстро становятся их самыми верными союзниками, причем до такой степени, что евреи начинают считать визитеров из-за моря абсолютно своими.
Кафторимы-филистимляне времени терять не стали и принялись обустраиваться на новом месте. Для начала они захватили четыре прибрежных города — Ашшод, Газу, Гат и Ашкелон с удобными гаванями. Пятый город, Экрон, они строят самостоятельно, на месте захолустной деревни стоявшей на холме, сейчас называющемся Тель-Микне (юго-запад Ханаана). Образовалась конфедерация — Пентаполь, «Пятиградье», тесный союз пяти полисов, получивший общее название «Филистия», позднее преобразовавшееся в «Палестина».
По большому счету, филистимляне в восприятии местного населения, а уж особенно выходцев из Египта или Хеттской державы, были варвары варварами, пускай и обладающими стратегически важными технологиями — во-первых, железом, а во-вторых, развитым искусством мореходства, навигации и кораблестроения. Недаром они происходили из «народов моря».
Однако, как показывает весь ход истории, варвары очень быстро учатся и ассимилируются — филистимляне моментально переняли местные наречия (что не мудрено, если браки с женщинами-ханаанейками были явлением рядовым), затем без особых затруднений признали местный древнесемитский пантеон (Дагона, Астарту-Иштар и Мелькарта) — для политеиста-многобожника существуют все до единого боги, как «свои», так и «чужие», но поскольку «свои» остались на Крите или балканской прародине, приходилось подстраиваться под обстоятельства. Филистимляне проявили разумную гибкость.
Постепенно шло формирование нового этноса — гремучая смесь из в первую очередь бывших критян и ханаанеев с бесчисленным добавками крови иных племен и народностей обитавших в окрестностях Филистии и Пентаполя.
Кто бы мог подумать в те времена, что люди, исходно населявшие пять далеко не самых крупных и богатых городов Древней Палестины нежданно-негаданно напрямую поспособствуют созданию нового типа империи — морской и торгово-финансовой.
* * *
Вопрос: а как, собственно, связаны филистимляне и финикийцы, обитавшие севернее — на территории нынешнего Ливана с основными центрами в городах Тир, Сидон и Библ? Причем жившие не так чтобы очень далеко — всего-то две с половиной сотни километров вдоль берега от Газы до Сидона? Два дня неторопливого конного хода, а морем при попутном ветре и того меньше?
Сперва разберемся с названиями. «Финикийцы» — этноним придуманный греками, а вовсе не самоназвание этого народа семитской группы, исходно откочевавшего в Ханаан с северо-запада Аравийского полуострова. Финикийцы являлись древнейшим автохтонным населением Ближнего Востока и носителями галогруппы J2, что указывает на их происхождение от мезолитических ближневосточных культур, около 15-18 тысяч лет назад начавших осваивать в этом регионе скотоводство и земледелие. В Ханаане финикийцы осели очень давно, приблизительно в IV тысячелетии до н.э.
Греческое слово Φοίνικες (фойникес) переводится как «Страна пурпура», что имеет под собой самые веские основания — прибрежные племена здесь исстари промышляли добычей ракушек из семейства мурицид, иглянок, гипобранхиальная железа которых выделяет вещество 6,6’-диброминдиго, вошедшее в летописи античности как «тирский пурпур».
Путем довольно сложных манипуляций из ракушек добывался краситель — технология консервации и выварки достаточно подробно описана в «Естественной истории» Плиния Старшего, а масштабы добычи доселе внушают невольное благоговение. Рядом с Сидоном (нынешняя ливанская Сайда) в XIX веке был найден стадвадцатиметровый вал из раковин, содержавший не менее двухсот тысяч кубометров иглянок — это отходы только одного из постоянных производств, а таковых были десятки.
