Играла свою роль и непрекращающаяся вражда между греческими племенами — после поражения в войне с соседями проще было уехать, чем оказаться на позиции людей второго сорта при чужом владычестве.
Влиял и социальный статус: город Тарент в южной Италии был основан в 706 году до. н.э выходцами из Спарты, так называемыми «парфениями», сословием, происшедшим от детей незамужних спартанок, и не имевшем полных гражданских прав. Парфениев не то насильно выселили из Спарты за попытку мятежа, не то парфении сами уехали, когда аристократия отказала им в равенстве.
Если финикийская колонизация основывалась прежде всего на экономическом базисе и сперва представляла собой длинную цепочку промежуточных баз на пути к Мелькартовым столпам и торговые фактории для обмена товарами с туземным населением, то интерес греков к дальним странам был вызван в большинстве случаев политическими причинами. Отсюда вытекало, что новые полисы сразу получали независимость от бывших метрополий, пускай и сохраняя с ними связь — поначалу греки предпочитали работать со своими купцами, покупая греческие же товары.
На первых порах финикийскому господству на западе Средиземного моря ничего не угрожало. Греки предпочитали восточный путь, как более короткий и удобный. На обращенном к Греции побережье полуострова Малая Азия появляется сплошная цепочка греческих городов в устьях рек, переселенцы проникают в Черное море, и лишь затем начинают приглядываться к западному направлению.
Считается, что первой греческой колонией на западе становятся Питекуссы на острове Искья в Неаполитанском заливе — город был основан в 774 году до н.э., то есть сорок лет спустя после основания Карфагена. Питекуссы были владением выходцев из Халкиды и Эретрии, оба города располагались на острове Эвбея в Эгейском море, а значит путь до Питекусс по морю составлял самое меньшее 1300 километров, а скорее всего значительно больше; надо учитывать изгибы береговой линии и заходы в порты для пополнения припасов.
Почти одновременно (750 год до н.э.) появляется город Кумы — скорее всего жители Питекусс перебрались на близлежащий итальянский берег по соображениям удобства и не опасались нападения этрусков, с которыми быстро наладили торговлю. Дальнейшее было похоже на цепную реакцию: еще до конца VIII века до н.э. кумские колонисты основывают Партенолу (ныне Неаполь), Занклу (Мессину в Сицилии) и Дикеархею (Поццуоли) — колония сама начала создавать колонии.
В диалоге Платона «Федон» мы видим такие строки: «...Земля очень велика и мы, обитающие от Фасиса до Геракловых Столпов занимаем лишь малую ее частицу; мы [греки] теснимся вокруг нашего моря, словно муравьи или лягушки вокруг болота».
Примечательная метафора. Писавший на рубеже V-IV веков до н.э. Платон называет Средиземное море «нашим», греческим, считая его от колхидского Фасиса (недалеко от современного Поти, Грузия) до Геракловых столпов — по всей протяженности греческих морских трасс с востока на запад.
История греческой колонизации Средиземного моря невероятно обширна, однако сейчас она нас интересует лишь в той мере, в какой оказывала влияние на Карфаген, ощутивший присутствие и давление новых соперников уже через столетие-полтора с момента возникновения Нового города на ливийском побережье.
И если поначалу карфагеняне не обращали особого внимания на каких-то там нищебродов-халкидян, приплывших в Италию и на Сицилию продавать свою бездарную керамику, то когда жадные глаза и загребущие руки греков обратились к Иберии и ее сокровищам, стало ясно: надо срочно что-то делать!
Загребущие руки принадлежали включившимся в колониально-торговую гонку фокейцам — выходцам из города Фокея, находившегося на западном побережье Малой Азии, в Лидии.
Глава III.
Империя как фактор выживанияКазалось бы, ну что за дело фокейцам до Иберии? Тем более находящейся ровно на противоположной стороне Средиземного моря? Кратчайший путь по морю от Фокеи до Мелькартовых столпов составляет 3100 километров — это как от Москвы до Горно-Алтайска, причем добраться из Малой Азии в Тартесс было неизмеримо сложнее, дольше и опаснее! Вдобавок, место занято — на иберийских берегах давно и сравнительно прочно обосновались финикийцы.
И все равно лукавые греки (видимо, сами того не ожидая), нашли свою нишу на Пиренейском полуострове и вероломно покусились на монополию выходцев из Тира, чем вызвали немалое раздражение в финикийской диаспоре.
Сразу оговоримся, что к VIII веку до нашей эры, когда началась греческая колонизация Средиземноморья, облик условного «древнего грека» был весьма далек он распространенного ныне стереотипа. Обычно таковой грек представляется высокодуховным гражданином блистательных Афин в белоснежной тунике и с завитой бородой, рассуждающим о философии Аристотеля за чашей благородного вина, а в свободное от философии время занимающимся атлетическими упражнениями и дискоболом ради поддержания идеальной физической формы.
Увы, но Аристотель родится почти четыреста лет спустя, Афины сейчас больше напоминают убогую деревню, Парфенон построят через три века, а греки с которыми столкнулись финикийцы и ранние карфагеняне являли собой облаченных в грубую домотканину мрачных и суровых парней с нечесаными бородищами, скверным характером и хамскими манерами.
Абсолютное большинство из них не умели читать и вообще плохо себе представляли что это же такое, «чтение» — первый достоверно установленный археологами текст на греческом языке (т.н. «Дипилонская надпись» на кувшине) датируется 740 годом до н.э., причем буквы мало отличаются от финикийских и записаны справа налево.
Тем не менее всего через пять-семь лет после появления «Дипилонской надписи», в 735-733 годах до н.э., эти самые неграмотные варвары основывают Сиракузы на Сицилии приплыв туда из Коринфа — а мы помним, что контроль над проливом между Сицилией и Ливией был ведущим приоритетом Карфагена...
Нравы в среде новых колонизаторов царили отнюдь не благолепные — вспомним неимоверные жестокости, которыми сопровождалась политическая борьба в греческих полисах. Как мы уже рассказывали, греки полагали морское пиратство делом вполне житейским, доблестным и приносящим славу. Приторговывали рабами, устраивали разбойные налеты на прибрежные поселения других племен и в целом вели себя крайне непринужденно.
Карфагеняне и жители прочих старинных финикийских городов побережья, не без веских оснований считавшие себя наследниками и преемниками древней и высокоразвитой цивилизации, насчитывавшей уже в те времена минимум полторы тысячи лет, поглядывали на патлатых дикарей с Пелопонесса с брезгливостью — да кто они такие, в конце концов? Как можно всерьез воспринимать варваров с грязью под ногтями, невесть что о себе возомнивших?!
