Поставленная задача была с блеском выполнена: Магон Великий продемонстрировал всему Средиземноморскому Универсуму, что Карфаген обладает внушительной военно-морской мощью, в полном объеме восстановилась торговля с Этрурией, Тирренское и Лигурийское моря открылись для свободного и сравнительно безопасного плавания. Наряду с Сицилией Сардиния становился важной базой, позволяющей присматривать за путями к Мелькартовым столпам.
Ну и наконец, грекам было предельно доходчиво разъяснено, что связываться с новой растущей империей выйдет себе дороже. Беда фокейцев состояла в том, что они не сумели или не пожелали выступить против Карт-Хадашта единым объединенным фронтом — появись в битве при Алалии корабли массилиотов, перевес в силах мог бы оказаться на греческой стороне, а история могла пойти совершенно иным путем.
* * *
Настало самое время обратить взгляд на запад.
Расстановка сил в регионе после выигранной войны с Алалией и захвата Сардинии существенно изменилась, фокейское господство на море было эффективно оспорено.
Карфаген наращивает флот, в промышленных масштабах строит огромные боевые корабли и нацеливается на вожделенную природную сокровищницу.
Тартесс.
* * *
В самом Тартессе наблюдали за событиями на далеких средиземноморских островах безучастно — нет никаких сведений о вмешательстве Иберии в противостояние Карфагена и фокейцев.
У тартесситов хватало своих трудностей. На западе Пиренейского полуострова пунийцы обустроили плацдарм для наступления в районе Гадира. Ставка на прочный союз с Массилией себя не оправдала, греки блюли прежде всего собственные интересы и учинили совсем уж непредставимую подлость: лишили Иберию исключительной монополии на экспорт ключевого материала для производства бронзы — олова.
Выше мы говорили о том, что фокейцы, основавшие сразу несколько колоний близ устья реки Рона, получили удобные водный и караванный пути в материковые регионы Галлии. Освоение новых, ранее неизвестных рынков, заняло не одно десятилетие, но обитателям Массилии и городов-спутников было не занимать энергии, смелости и решительности для проведения тщательной разведки в северном и северо-западном направлениях — территория нынешней Франции для обитателей берегов Средиземного моря в ту эпоху выглядела сущей «черной дырой», неизведанной, опасной и загадочной.
Стараниями греков появляется «оловянный коридор» проходящий по землям кельтских племен секванов и рутенов с выходом в бассейн реки Сены, а значит к Ла-Маншу и далее к богатому оловом Корнуоллу. Дорога через Галлию в обход Тартесса была более чем вдвое короче (около тысячи двухсот километров в общей сложности против двух с половиной тысяч), а налаживание связей с кельтами способствовало развитию торговли с землями, о которых ранее в Средиземноморье имели самое расплывчатое представление, а то и вовсе никакого.
Пример тому «кратер из Викса» — обнаруженный в 1953 году в Бургундии огромный бронзовый сосуд греческой (возможно, спартанской) работы для смешивания воды и вина объемом 1100 литров. Кратер находился в кельтском захоронении датируемом 500 годом до н.э. и наверняка был сделан на заказ — судя по буквенным маркировкам на отдельных частях кратера, для удобства транспортировки он был разборным и собирался в единое целое после доставки клиенту. Гробница в Виксе отстоит от Массилии на пять сотен километров к северу, но, как видно, для фокейцев не составляло затруднений доставить покупателям двухсоткилограммовый сосуд, который в свою очередь был привезен массилиотами морским путем из Греции...
«Оловянный коридор» через Галлию лишает Тартесс важной статьи доходов. Снижается добыча меди и серебра — вовсе не потому, что месторождения истощаются (их впоследствии вовсю эксплуатировали римляне), а из-за технологической отсталости, не позволявшей тартесситам расширять имеющиеся шахты, и недостатка рабочих рук.
Спустя четыре века Рим будет использовать на испанских рудниках труд не менее чем 40 тысяч рабов. У Тартесса таких людских резервов для добычи металлов не было — потребление росло, спрос повышался, а вот расширить производство возможности не имелось.
Летописи доносят до нас имя царя Тартесса Аргантония. Вновь обратимся к Книге I «Истории» Геродота:
«...Жители этой Фокеи первыми среди эллинов пустились в далекие морские путешествия. Они открыли Адриатическое море, Тирсению, Иберию и Тартесс. Они плавали не на “круглых” торговых кораблях, а на 50‑весельных судах. В Тартессе они вступили в дружбу с царем той страны по имени Арганфоний. Он царствовал в Тартессе 80 лет, а всего жил 120. Этот человек был так расположен к фокейцам, что сначала даже предложил им покинуть Ионию и поселиться в его стране, где им будет угодно. А затем, когда фокейцы не согласились на это, царь, услышав об усилении могущества лидийского царя, дал им денег на возведение стен в их городе. Дал же он денег, не скупясь, так как окружность стен [Фокеи] составляет немало стадий, а вся стена состоит целиком из огромных тщательно прилаженных камней».
Столь внушительные инвестиции делались не ради благотворительности и неизбывной любви к эллинам: Тартессу требовалась поддержка, а в обозримом радиусе ее могли оказать только фокейцы.
Возникают обоснованные сомнения в личности самого Аргантония — слишком длительный срок правления и неправдоподобный возраст. На сегодняшний день ученые сходятся в версии, гласящей, что Геродот перепутал имя личное и титул: на самом деле «аргантоний», это перевранное кельтское «argantoda», в переводе или «казначей», или «хранитель сокровищницы» с корнем «arg», «серебро».
Аргантоний. Каменное изображение, Тартесс.
Предположительно, «аргантониями», «владыками серебра» метафорически обозначали сразу нескольких царей Тартесса, правивших подряд приблизительно до 545 года до н.э., после чего царская династия исчезает — советский исследователь Ю.Б. Циркин и вовсе считает, что эта династия была не собственно тартессийской, а кельтской, возглавлявшей племя, подчинившее своему влиянию окрестные народы. Своего рода «варяги, призванные на царство». Геродот употребляет применительно к гипотетическому Аргантонию слово «тиран», то есть, в греческом понимании этого термина, человека силой захватившего власть.
Если объединение (федерализация) Тартесса основывалось на доминировании одного племени, да еще и пришлого — кельтского! — то очевидно, что при ослаблении центральной власти из-за экономического спада усилились сепаратистские настроения среди иберийских региональных царьков. Иберийская федерация после исчезновения единого центра распадается на множество княжеств, которые оказываются легкой добычей целеустремленного и опасного хищника — Карфагена.
Тартесс был окончательно захвачен пунийцами не позднее 510 года до н.э. при сыновьях Магона Великого Гасдрубале I или Гамилькаре I Магонидах — подробностей войны мы не знаем, но колоссальные битвы вряд ли мели место, иначе о них сохранились бы хоть какие-нибудь косвенные сведения, обязательно заинтересовавшие античных историков. Скорее всего карфагеняне действовали методом кнута и пряника, подкупая иберийских князьков и без особых усилий уничтожая непокорных.
