Это была самая настоящая пытка. Ехать вот так, рядом с ним, сходить с ума от желания, страха и непонимания.
Олесю начала бить лихорадка. Холод зимы пробирал до костей, но жар Габора опалял огнем. Неужели, теперь между ними будет только так?
Олеся покачнулась в седле, и сильная рука Габора тут же обвилась вокруг ее талии, накрепко прижимая ее к твердой горячей груди. Она попыталась отстраниться, вырваться, но Габор лишь сильнее надавил.
— Сиди смирно и не дергайся.
Ее так и тянуло съязвить и сказать какую-нибудь гадость. Аж трясло. Но, прикусив язык, Олеся заставила себя смолчать. Он хочет играть в молчанку? Она подыграет. Ему нужна рабыня? Он, черт возьми, ее получит! Но по своей воле она к нему даже не прикоснется.
Внезапно в лесу потемнело. Мрачное совиное уханье напугало до дрожи. Пальцы Габора распластались на ее талии, ощутимо впиваясь в кожу. Олесе нестерпимо хотелось обернуться и заглянуть в его глаза, в его лицо.
Но все мысли в голове замерли, пораженные увиденным.
Они продвинулись глубоко в лес. Сюда едва-едва проникал свет. Из-за блуждающих теней, казалось, что между деревьев бродят призраки. С детства знакомые сосны и ели казались жуткими монстрами, вышедшими нести дозор.
Олеся потрясенно разглядывала деревья, мимо которых они проезжали. Среди пушистых еловых лап темнели обрывки тканей. Некоторые выцвели, другие — все еще хранили узорчатую вышивку, третьи вообще казались обычной мешковиной.
Олеся все-таки не удержалась и прошептала указывая на торчащую среди хвои темно-красную ленту:
— Что это?
Габор сурово ответил:
— Не смотри по сторонам.
От его слов стало только хуже. Взгляд сам собой возвращался к странным тряпицам, то и дело выглядывавшим из густой хвои.
В какой-то момент ее нервы сдали:
— Господарь решил избавиться от меня, завезя подальше в чащу? Чтобы не досаждала своей болтовней и не мешала жениться на принцессе?
Лишь договорив, она поняла, что сболтнула лишнего. Даже сейчас, сходя с ума от страха и неизвестности, она не могла сдержать рвущуюся наружу ревность. Ревность к мужчине, который совсем недавно назвал ее рабыней.
Он понял. Конечно, он все понял…
— Думаешь, что можешь помешать мне жениться? — Его насмешливый тон болью отозвался в груди. — Ты слишком много на себя берешь, иномирянка. Нам всего лишь было… хорошо. — Ей даже не нужно было видеть — она прекрасно расслышала усмешку в красивом голосе.
Ее собственные слова вернулись к ней острыми кольями, вонзенными прямо в сердце. Хуже всего было то, что она понятия не имела, почему он так сказал. Потому что ему было обидно это услышать от нее? Она задела мужскую гордость? Или он решил посмяться над ней? Ведь прошлой ночью он говорил, что она украла его душу…
Горькое признание само вырвалось наружу, не спрашивая разрешения:
— Наверное, я снова ошиблась…
Она сказала это себе, не ему. Но Габор вдруг слетел с коня и вытащил ее из седла так грубо и неожиданно, что Олеся едва не полетела кубарем в снег.
Но он легко ее поймал, схватил за плечи и тряхнул.
— Не смей сравнивать меня с ним.
Она даже не удивилась, что он понял. Он был чертовски умен. И хитер. И, как оказалось, жесток. Олеся не знала, что еще скрывается за его мужественным лицом, но подозревала, что не хочет этого знать. Он оказался слишком сложным для нее. Для простой девушки, жившей в крошечной квартирке и мечтавшей о тихом спокойном счастье.
— Нет… — Она попробовала встать на цыпочки, но лишь глубже увязла в холодном снегу. — Ты в миллион раз хуже. Ты… — Олеся просто не знала, какими словами выразить все, что у нее на душе. И возможно ли это вообще как-то объяснить. — Ты такой… Я даже не думала, что такие существуют. Ты ведь во всем лучший. Совершенный! Идеальный… — Ее голос сорвался на хриплый придушенный шепот. — Ты лучший, и ты знаешь об этом. К твоим ногам упадет любая, какую ты только пожелаешь. Сама принцесса. А кто я? Меня ведь… меня ведь здесь даже не существует. Кого я заменила, попав в твой мир? Жену твоего брата. Сумасшедшую. Почему не чертову принцессу?! — Последние слова она уже едва ли не прокричала, оскверняя почти священную тишину.
Габор больно сжал ее плечи, вплотную притянул к себе и вдавил в свое тело. Олеся задохнулась. Дышать стало тяжело. От него хлынул такой нестерпимый жар, что лес показался пылающим адом, а не ледяной чащей.
— Ты до сих пор не можешь понять одного, иномирянка: если я чего-то хочу, то я этого добиваюсь. Любой ценой. А хочу я тебя. Возможно, я худший, кого ты встретила в этом мире. Возможно, худший, кого ты знаешь в обоих мирах. Но ты будешь моей. И ни принцесса, ни король не помешают мне.
Олеся судорожно вдохнула морозный воздух, смешавшийся с его ароматом, едва ощутимым, но таким важным. Она все еще боялась его. Габор смотрел на нее… с ненавистью. Со странной, затаенной в глубине глаз болью. Серая сталь немного отступала, возвращая место ярким голубым краскам, но все-таки… Сейчас, именно сейчас она видела его настоящего. И этот настоящий Габор вызывал у нее совершенно противоположные чувства. Он пугал. До ужаса. И он завораживал. Манил узнать его секреты. Его тайны. Раскрыть их.
Олеся помотала головой, вцепилась в его плащ, судорожно сминая ткань:
— Я не смогу так, понимаешь? Не смогу… Быть твоей… любовницей. Знать, что от меня ты пойдешь к ней… Что будешь делать с ней то же, что делал со мной.
Ну вот, она наконец призналась. Это было не так сложно. Нет. Это было одуряюще больно. Как будто чьи-то когти впивались в ее сердце и тянули из груди.
Габор криво усмехнулся. Его губы изогнулись соблазняюще-порочно, как будто он наслаждался ее слабостью. Олесю вновь пробрала дрожь.
Его глаза сверкнули:
— Мне нравится, что ты ревнуешь… Никогда не думал, что это может так пьянить… — Он коснулся пальцем ее скулы, мазнул по щеке и снова дотронулся до губ. — Твоя ревность… меня возбуждает…
Господи, что он такое говорит?! Олеся попробовала вырваться из его рук, но хватка была стальной. В бессилии она ударила кулаками по его мощной груди.
— Ты не понимаешь! Мне больно! Больно!
Он резко толкнул ее спиной к шершавому толстому стволу.
— Это ты не понимаешь. И не слышишь. Вчера я все тебе сказал. Ты. Ты будешь моей женой. Только ты. Моей любовницей. Моей рабыней. Моей женщиной. Моей. Только ты. — Тяжелый взгляд въедался в самую душу. Он действовал дурманяще, заползал в голову туманом и лишал рассудка.
Его слова разливались внутри сладкой отравой. Олеся жадно хватала ртом воздух, пытаясь понять, что он только что сказал…
— Но… Но она же принцесса… Как можно отказать королю?
Габор стиснул челюсти. На щеках вновь заиграли желваки.