Только несколько раз я видел, как она расслабляется. Пара моментов искреннего счастья и удивления, за которые я готов был заплатить своей жизнью.
Впервые я увидел это выражение, когда она нашла в моем кабинете коллекции, собранные с разных планет. Она так смотрела на окаменелости моллюсков и разноцветные ракушки, словно видела какое-то чудо. Разглядывала их, осторожно трогала и нежно гладила, как будто это какая-то величайшая ценность. Это взбесило. Настолько, что я вновь утратил контроль. Осознал, что делаю, когда проходил мимо рунных столбов. У меня было лишь одно желание: выхватить из ее тонких пальцев ракушки и швырнуть их на пол. Чтобы разбились на миллионы осколков. Чтобы больше не было ничего, что ворует ее внимание. Это меня она должна так рассматривать. По моей коже должны скользить ее пальцы. Меня она должна узнавать. Знать наощупь мое тело, как не знает свое собственное.
Ненавидя себя за слабость, я вернулся обратно. Только лишь затем, чтобы наблюдать, с каким благоговением и грустью она рассматривает листья каких-то земных деревьев. Она смотрела на них, а я смотрел на нее. И в этом было что-то до боли интимное. Что-то, что сближало нас не телами — самой Сутью. Моя Суть рвалась к ней. Огонь и лед, живущие во мне стремились к желанной женщине. Им хотелось стать для нее экспонатами коллекции. Огонь и лед разрывали на части фальшивую кожу, желали получить Ле-ру. Как она будет смотреть на них? Как отреагирует, когда поймет? Понравится ли ей? Будет ли на ее лице выражение грусти, нежности, благоговения или чего-то, чему он даже не знает названия?
Второй раз, когда она отпустила себя, был в купальной комнате. Это случилось несколько дней назад. Подглядывать за ней уже стало моим привычным ритуалом. Религией, в которую я верил свято и отчаянно. Для меня переставало существовать все, кроме нее. Вытеснялось, стиралось из памяти то, что держало меня на плаву все эти годы. Оставалась только ОНА. Единственно важное, из-за чего я продолжал существовать. Из-за чего я ХОТЕЛ существовать. До этого я почти смирился с мыслью, что придется сдохнуть в этой проклятой пустыне. Мысль о смерти не пугала. Умерев, я стану частью Нептуса, вернусь в его Недра. И однажды возрожусь вновь. Умирать не страшно. Страшно зависеть от кого-то, кто тебя совсем не хочет. Кому ты не нужен.
Ей я был не нужен ни капли. Даже как средство выжить здесь. Она пренебрегала мной. Боялась. Брезговала. А я заставлял себя называть ее шлюхой. Упорно твердил себе, что она такая же, как все. Просто набивает себе цену.
Я видел, что она хочет домой. Не заметил бы только слепой. Она скучала по своей примитивной планете. Никак не могла понять, что туда ей больше не вернуться. А я не мог подобрать слов, чтобы объяснить ей это. Как еще дать понять, что теперь ее место рядом со мной? Куда я, туда и она…
В тот вечер я заперся в крохотной клетке возле капитанского мостика и вцепился в экран. Мне хотелось увидеть ее. Словно ежедневная тайная встреча двух любовников.
Интересно, как бы она вела себя, узнай, что я за ней наблюдаю, что успел изучить ее привычки и маленькие секреты ее тела.
Но Ле-ра исчезла со всех камер. Такого страха я не испытывал давно. Как будто все воздействие, которое я оказывал на других, заставляя испытывать беспричинный ужас, разом вернулось ко мне.
Я нашел ее уже на выходе. Случайно перелистнул видео на купальную комнату и остановился, как вкопанный. Лера лежала в маленьком бассейне, устроив голову на бортике. Ее чуть влажные волосы рассыпались короной, глаза были прикрыты, грудь спокойно поднималась и опадала от дыхания. Ее тело было едва различимо среди переливов темной воды.
Словно почувствовав мой взгляд, она распахнула глаза. Рвано выдохнула. Коснулась пальцами губ.
На Нептусе вода священна. Купание у нас — это настоящий ритуал. Видеть Ле-ру в воде было чем-то особенным. Как только мы вернемся домой, я отведу ее на источники возле моего чертога. Мы вернемся домой… Я уже считал ее своей семьей. Отчетливо видел на Нептусе. Вряд ли она обрадуется этой новости.
Мысль, что Ле-ра может возненавидеть мою планету так же, как ненавидит Солин, разозлила с невероятной силой. Возбуждение причиняло боль. Наблюдая за безмятежным, мечтательным выражением ее лица, я упал на кровать и сжал свой член. Она лежала в воде и почти спала, а я сходил с ума, надрачивая так, словно это последний оргазм в моей жизни.
Двигал рукой в такт с движениями ее груди и никак не мог изменить ритм. Все во мне подстраивалось под нее. Все во мне хотело быть с ней единым.
А она наплевала на мои слова, на мои подарки, на то, что я делал для нее. Не дура же! Должна была понять, что от императора лучше держаться подальше. Неужели готова была наплевать на риск столкнуться с ним, лишь бы избавиться от меня?
Я не хотел в это верить. Не хотел быть для нее ненавистной необходимостью. Пытался вести себя благородно, терпеливо. Но она плевала на все мои попытки и выбрала тупое упрямство. Только бы не я. Тварь!
Кое-как совладав с эмоциями, я заставил себя вернуться к императору. Ублюдок уже лапал какую-то шлюху, усадив ее на колени и ничуть не стесняясь дочери. Ветурия… Еще одна проблема. В последнее время она стала невыносима. Раньше мне удавалось отшучиваться и сводить на «нет» ее нелепые заигрывания. Но сегодняшняя попытка соблазнения… Я бы посмеялся. Если бы все не обернулось подобным образом. Она была не той, от кого можно легко отмахнуться. У дочери императора была определенная доля власти.
Она способна на многое. Мне ничего не стоило дать ей надежду. Пара поцелуев, чтобы успокоилась и считала, что я у нее на крючке. Возможно, даже удалось бы вызвать ревность Ле-ры. Вот только смотрела она на меня с отвращением. Наверняка, ревность — последнее, что она в тот момент испытывала. Трахни я с десяток девок прямо у нее на глазах, не дождался бы ничего, кроме брезгливости и пренебрежения.
Неужели, так сложно смириться со своим положением и принять новую жизнь? Я смогу дать ей в тысячи раз больше, чем она получила бы на своей примитивной Земле. У нее будет все, нужно лишь немного подождать. Но кажется, ей ничего не нужно. Проклятая девка… Ничего ведь в ней такого. Ничего. А меня трясет от желания к ней. Хочу, чтобы моей была. Чтобы смотрела, как на бога. Только меня видела. И только мной жила. Хочу быть для нее всем…
— Каллидий, хоть на сегодня забудь о войне!
Я подошел к столу, как раз в тот момент, когда император схватил очередную ошивающуюся около него девицу и прижал ее голову к своему паху. Самому тошно стало от этой картины. Сколько я еще буду смотреть на эти отвратные морды? Внутри они оказались такими же уродливыми, как и снаружи. Даже хуже.
— Отец! Ну не за столом же! — Ветурия пыталась говорить возмущенно, но выпученные от любопытства глаза выдавали ее с головой.
Неужели хочет взять пару уроков у шлюхи? Даже думать не хочу, с чего такое любопытство.
Я опустился на свое место, прямо напротив нее. Ветурия, как змея, тут же повернула ко мне свое мерзкое лицо. Под пристальным взглядом кусок в горло не лез.
