— Хочу изнутри. Собери глубже.
Я готов был умолять. Все, что угодно. Лишь бы…
Она скользнула ладонью ниже. Я видел, как стеснительно и робко она ввела в себя палец, как застонала. Мышцы ее живота задрожали. Это стало последней каплей.
Я подорвался, отшвыривая кресло. Ле-ра вскрикнула, прижимая влажные пальцы к моим губам.
Я обхватил их, втягивая глубже в рот, и одновременно, схватив ее за бедра, насадил на себя.
Ле-ра снова закричала. Я облизывал ее пальцы, с трудом дыша от напряжения и ее невообразимого вкуса.
Она сжала меня с такой силой, словно хотела наказать болью за все, что я совершил. Проклятье! Она была еще уже, чем я помнил. Еще совершеннее. Горячая, тесная, гладкая.
Ее вкус разливался на язык, проникал прямо в кровь. От горячей терпкости мутилось в голове. Ее влагалище сжимало меня настолько крепко, что я сомневался, смогу ли двигаться. Втягивая в рот ее пальцы, я начал долбиться в ее тесный вход. Вот так… Да-а-а… Тугая, обжигающая. Головка и яйца едва не лопались, но сначала должна кончить она. Я хотел чувствовать, как она сжимает меня еще крепче. Чтобы это была долбанная жесткая пытка. До боли. До сумасшествия. До нашей смешавшейся крови.
Когда Ле-ра начала стонать, во мне остались одни только инстинкты. Я долбился в нее, молясь, чтобы это длилось вечно. Я горел. Не мог дышать. Внутри все сжималось.
Я нашел набухший клитор и потер ее, обводя в таком же ритме языком ее пальцы.
Ле-ра закричала, обвивая меня ногами. Ногти впились мне в плечи. Еще. Пусть ранит до крови. Пусть порежет, сдирая кожу.
Она сжала меня, откидывая голову назад. Никого красивее я не видел. Даже не подозревал, что может существовать кто-то настолько красивый.
Она сама насаживалась на меня, двигаясь так, что только от этого я мог кончить. Наша кожа соприкасалась в трении. Мы могли высечь искры.
Меня уже разрывало на части. Как на четвертовании. Пальцы Ле-ры гладили мои губы. Она тяжело дышала и сжимала меня так, что мой член вплавлялся в стенки ее влагалища.
Я сильнее потер клитор. Ле-ра закричала. Ее мышцы сократились и стиснулись меня до сладкой боли. Хватило сил только на последний рывок. Я старался продержаться дольше. Продлить наше удовольствие. Но мы оба горели, и больше сдерживаться я не мог. Не хотел.
Я кончил, не сумев сдержать рык. Прикусил ее пальцы, вдалбливаясь так глубоко, как только мог. Я утопил член глубоко в тесном влажном влагалище, мечтая остаться в нем навсегда. Сперма выстрелила в нее, и от этого наслаждение стало еще острее. Еще одна попытка поселить в ней свое семя. Нашего ребенка…
Ле-ра тяжело дышала мне в шею. Я накрыл ее грудь, сжал твердый горячий сосок. Она вздрогнула. Мышцы сократились, выжимая из меня последний капли спермы.
Блядь, как же хорошо… Как же нереально…
Дыхание Ле-ры прошлось по моей шее еще одной лаской:
— А что происходит после того, как Невеста… накормит Охотника?..
Она цеплялась за мои плечи, даже не подозревая, что этим делает меня еще счастливее. Как впервые влюбившегося мальчишку, на который обратила внимание его любовь. Да так и было! Первая и единственная.
Я заставил ее сильнее сжать ногами мою поясницу, проникая еще глубже в нее.
— Он становится ручным, как прирученный зверь… и готов делать все, что ему прикажет его жена…
— Значит, — ногти Ле-ры прошлись по моей груди, — ты теперь ручной? И будешь делать все, что я тебе скажу?..
— Да… — Я все еще оставался внутри нее и не находил сил выйти. — Любой твой приказ…
— Расскажи о себе… То, чего никто не знает…
Она была создана богами, чтобы мучить меня. Теперь я знал это точно. Никому никогда не было до меня дела. Главное, чтобы запасной наследник был жив и здоров.
Но Ле-ра… она ломала мою жизнь и собирала из обломков новую. Жаль, что эта новая жизнь продлится только день.
Я сжал ее грудь, не в силах удержаться от прикосновений. У меня были минуты, чтобы насладиться ею. И я собирался пользоваться каждой. Чтобы между нами не осталось ни одного препятствия. Ни сантиметра свободного пространства. Даже воздуха. Только мы.
— Мы со старшим братом не ладим. В детстве его все боготворили, а меня считали… странным… и никогда не возлагали больших надежд… я придумывал невидимых друзей, чтобы они играли со мной и не дразнили, когда я нечаянно поджигал прически дис или заполнял весь замок туманом.
Я ждал, что Ле-ра посмеется надо мной, примет за неудачника, или еще что-нибудь, но она только нежно поцеловала царапину на моем плече, а потом прикусила кожу.
— Еще…
Тяжело было признаваться в том, что прятал даже от себя. Я привык быть воином, а не обиженным мальчишкой.
Я с трудом перевел все еще не восстановившееся дыхание:
— Мое любимое место на Нептусе — пещера с целебной водой. Такие источники священны. Их охраняют, а воду используют очень бережно. Но когда я его нашел, никому не сказал об этом. Он только мой, потому что только там я чувствовал себя спокойно. Я приведу тебя туда. В особую ночь, когда будет идти снег, а три спутника Нептуса встанут рядом. Мы будем плавать в озере, а потом займемся любовью у стены пещеры.
Ле-ра смотрела мне в глаза, и я почти приготовился к тому, что она потребует вернуть ее на Землю.
Но она снова сказала совсем не то, что я ожидал:
— Я не умею плавать.
Она не спорила… Не хотела обратно! Я даже не подозревал, что ее проклятое согласие значит для меня так много.
— Я научу тебя.
Она улыбнулась и, обняв меня, положила голову мне на плечо. Неужели, у нас все еще может получиться? Я сумею вымолить у нее прощение. Обязательно сумею. Ну да, если только раньше не сдохну в Песчаном Кругу.
— Расскажи еще…
Делиться с ней было удивительно легко. Как будто этим я тоже привязывал ее к себе. А что если все мои странные секреты смогут удержать ее возле меня намного лучше рабского ошейника и кандалов.
— В детстве мама каждый вечер пела мне колыбельную о маленьком воришке, который украл волшебные камни и рассыпал их по небу. Я очень любил эту легенду. Иногда мне трудно уснуть, и я пою колыбельную про себя.
— Ты споешь мне?
Я снова улыбнулся. Почему-то с ней это было удивительно легко. Мне хотелось улыбаться.
— И тебе. И нашим детям. — Я коснулся ладонью ее живота, и Ле-ра вздрогнула.
Она подняла голову с моего плеча и испуганно посмотрела сначала на мою руку, а потом и в глаза. Наверное, не стоило торопиться с этими словами. Может, она вообще не хочет детей. Не любит их… Я никогда не думал о своих детях, но мысль, что Ле-ра может не хотеть их, оказалась болезненной.
