В каждой кабинке стоял мольберт, лицевой стороной наружу; на мольбертах были установлены портреты разных женщин-дроу. Все женщины лежали на кушетке в одной и той же позе и были запечатлены обнаженными, если не считать пояса из жемчужин с кистью, украшенной драгоценными камнями.
– Эти картины были написаны одновременно, – объяснила Минолин Фей. – Десятью лучшими художниками Мензоберранзана.
– У них богатое воображение, – заметила Сос’Умпту.
– Вовсе нет! – воскликнула Минолин Фей. – Женщина приказала всем художникам изобразить ее как можно более точно и пригрозила карой в случае, если они хоть немного исказят действительность.
На лице Квентл отразилось недоумение. Она перевела взгляд с картин на пустую тахту, представив себе возлежавшую там Ивоннель в этой самой позе, затем снова посмотрела на картины. Некоторые из них походили друг на друга, но все равно между ними имелись отличия; часто настолько явные, что это не могло быть случайностью. На нескольких портретах волосы Ивоннель были белыми, на одном – розовыми, на двух – голубыми, и уложены по-разному.
То же касалось и цвета волос внизу живота!
– Верховная Мать Биртин написала одиннадцатую картину, портрет в точно такой же позе, и ей были даны такие же указания, – объяснила Минолин Фей.
– В таком случае, можно сделать вывод, что каждый художник интерпретировал предмет по-своему, – сказала Сос’Умпту, но Квентл перебила ее.
– А живописцы во время работы могли видеть полотна соседей? – спросила верховная мать.
– Нет.
– А когда они закончили работу? Они сравнивали портреты?
– Нет, – покачала головой Минолин Фей. – Когда они закончили, им велено было немедленно уходить.
– И Ивоннель похвалила каждого по очереди, и каждый счел, что его или ее портрет является самым лучшим, – догадалась Квентл, кивая сама себе – она начинала понимать.
– Как и моя мать, – сказала Минолин Фей. – Совершенно точная копия, так она считает.
– И она изобразила Ивоннель так, как видит эту… молодую женщину.
Сос’Умпту в явной растерянности посмотрела на Квентл.
– Какой портрет, по-твоему, наиболее правдоподобно передает внешность Ивоннель? – обратилась к ней Квентл.
Наставница Арак-Тинилит быстро осмотрела картины, затем указала на третью с дальнего конца.
Квентл посмотрела на Минолин Фей, и та в ответ указала на ближайшее к ним полотно; Сос’Умпту изумленно приподняла брови.
– Глядя на Ивоннель, мы все видим ее по-разному, – подытожила Верховная Мать.
– Каждый из нас видит собственную версию, – подхватила Минолин Фей, кивая в знак согласия.
– И разве она не самая прекрасная, не самая привлекательная и соблазнительная из всех женщин, которых вы когда-либо встречали? – подхватила Минолин Фей.
– Это зачарованное существо, – сказала Сос’Умпту. – Она окутана обманом.
– Это все иллюзия, – добавила Минолин Фей.
– Все, что ее окружает, – иллюзия, – произнесла Верховная Мать, и в тоне ее сквозило прежде всего восхищение. Она коротко рассмеялась. – Она позволяет каждой из нас создавать собственный портрет совершенства и благодаря этому приобретает над нами власть. Ведь самых прекрасных рабов труднее всего пытать. Мы более внимательно прислушиваемся к словам тех, кого считаем внешне привлекательными. Разве каждый из нас в глубине души не надеется, что именно красавица прежде всего преуспеет в жизни?
– Не уверена, что мы будем продолжать на это надеяться, когда получше узнаем мотивы и намерения той красавицы, о которой идет речь, – пробормотала Сос’Умпту с выражением, далеким от восхищения.
– Интересно, как же она выглядит на самом деле? – задумчиво произнесла Минолин Фей.
– Это не имеет значения, – сказала Квентл. – Она, без сомнения, красива и вводит окружающих в заблуждение, чтобы получить нужную ей реакцию от того, кто на нее смотрит. В этом деле главное – восприятие. Представьте себе: мы смотрим на женщину. Я могу видеть перед собой невинную прекрасную девушку, другой – чувственность и обещание плотских удовольствий, а третьему женщина может представляться самой обычной и ничем не примечательной. Однако когда речь идет о нашей дорогой Ивоннель, мне кажется, мы видим ее так, как угодно ей самой.
– А где она? – поинтересовалась Сос’Умпту. – И как ты думаешь, что она с тобой сделает, если узнает, что ты показала нам эти картины?
– Я привела вас сюда по ее приказу, верховная жрица, – сообщила Минолин Фей.
Сос’Умпту вытаращила глаза, а Квентл рассмеялась.
– Это потому, что ей все равно, знаем мы или не знаем, – объяснила Верховная Мать. – Сейчас Ивоннель контролирует ситуацию, и ее положению ничто не угрожает. Ей доставляет удовольствие то, что мы разеваем рты при виде ее великого достижения – ведь мы не можем отрицать, что это действительно великое достижение? Какой властью нужно обладать, чтобы постоянно поддерживать такую устойчивую иллюзию? Возможно, она показывает нам это, чтобы выяснить, сумеем ли мы, узнав правду, видеть сквозь ее маску. – Она безнадежно усмехнулась. – Я уверена, что не сможем, и наша дорогая Ивоннель, вне всякого сомнения, тоже прекрасно понимает это.
Двум женщинам было очевидно, что Сос’Умпту не слишком довольна этим ответом, но она промолчала и не стала возражать. Жрица еще некоторое время стояла, качая головой, и пристально смотрела на картины, словно искала какие-то ключи к разгадке. Наконец она просто пожала плечами, вздохнула и отвернулась.
В конце концов, что тут еще скажешь?
* * *
Приемный зал Верховной Матери Жиндии располагался рядом с часовней – достаточно близко, чтобы она, верховная жрица Кирнилль Меларн и их гостья могли слышать вопли, издаваемые Брелином во время долгого и мучительного превращения.
– Тебе интересно посмотреть на церемонию? – обратилась Жиндия к своей гостье, заметив, что жрица с явным любопытством поглядывает в сторону двери.
– Я видела ее лишь однажды, – призналась Кирий Ксорларрин, – когда была намного моложе. Я слышала, что это просто чудесно.
– Великолепно, – подтвердила Жиндия.
– Но, увы, ничего не получится, – посетовала Кирий. – Нельзя допустить, чтобы Брелин увидел меня здесь, вместе с тобой.
– Ничего страшного, – успокоила ее Кирнилль. – Когда Брелин станет драуком, он забудет все, что видел и слышал сегодня, кроме страшной боли. И так будет до конца его жалкой жизни: если какая-нибудь мысль, неугодная Ллос или верховным матерям, закрадется ему в голову, он снова испытает те же мучения. Он никогда не найдет в себе сил выдать твою тайну.
– Они подозревают участие Дома Меларн? – спросила Жиндия.
– Аристократы Дома До’Урден вовсе не глупы, – ответила Кирий. – Я отвлекла их, как мы и договорились, сумела убедить в том, что засаду устроила Бреган Д’эрт. Но эта теория долго не продержится, особенно в том случае, если маг Джемас действительно каким-то образом связан с Джарлаксом.
