Затем произошел поворотный момент, почти столь же судьбоносный, как открытие Дрейка. В мае 1885 года группа рабочих, ищущих природный газ на северо-западе штата Огайо, наткнулась на месторождение нефти. Находка дала неоспоримое доказательство, что значительные отложения существуют в Соединенных Штатах за пределами Пенсильвании, и начался дикий ажиотаж. К концу года более двухсот пятидесяти буровых вышек выросли вокруг города Лима и вышли через границу в штат Индиана. И все же радость оставалась сдержанной, так как химический состав сырой нефти Лимы представлял собой проблему, которую не так просто было разрешить и которая угрожала свести на нет ее ценность. С одной стороны, она содержала меньше керосина, чем нефть Пенсильвании, и этот керосин давал пленку на лампах. Еще больше беспокоило некоторых, что высокое содержание серы разъедало оборудование и источало убийственный запах. (В Пенсильвании качали нефть парафинового основания.) Как написала одна газета: «Главный недостаток продукта из Огайо в том, что он пахнет, как куча скунсов, а стоит всего сорок центов за баррель»6. Для предмета домашнего обихода вонь являлась фатальным изъяном, а стандартной очистки сырой нефти серной кислотой было недостаточно, чтобы убрать ее.
Вероятно, высочайшим вдохновением Рокфеллера стала его вера в месторождения Огайо – Индианы, это одна из тех провидческих вспышек, которые сделали его легендой бизнеса. По его словам: «Нам казалось невозможным, что этот великолепный продукт вышел на поверхность только затем, чтобы его потратили впустую и выбросили; поэтому мы продолжили изучать каждый процесс по его использованию»7. Для решения проблемы в июле 1886 года Рокфеллер привез известного химика немецкого происхождения, Германа Фраша, и дал ему простые указания: убрать запах из сырой нефти Лимы и превратить ее в пригодный для продажи товар. Пока Фраш разбирался с задачей, правление «Стандард Ойл» стояло перед непростым выбором: следует ли предполагать, что Фраш добьется успеха и скупить нефтяные участки вдоль границы Огайо – Индианы; или стоит подождать, пока Фраш закончит и рискнуть потерять лучшие участки?
Невзирая на свою осмотрительность, Рокфеллер был способен на смелые предвидения и на колоссальные авантюры. Теперь он был готов сделать невероятные ставки на нефть Лимы, решение, которое подвергло проверке его руководство с помощью консенсуса, так как консервативная клика в правлении, во главе с Чарльзом Праттом, упрямо сопротивлялась. Рокфеллер всегда посмеивался над Праттом как над нерешительным и робким «человечком», вклад которого в дело компании был невелик, кроме сферы сбыта8. Все же, не имея намерения навязывать свою волю, Рокфеллер выдерживал длительные споры о сырой нефти Лимы и «непрекращающиеся перебранки в правлении «Стандард Ойл компани» день за днем, месяц за месяцем, год за годом»9.
Пратт, худощавый человек с бородкой клинышком, активный прихожанин в своей баптистской церкви, разделял пуританский стиль Рокфеллера. «Не теряй ни времени, не денег» – его любимый девиз10. Пратт жертвовал на многие дела, стал первым президентом и главным благотворителем Академии Адельфия в Бруклине, а позже оставил в наследство несколько миллионов долларов на основание Института Пратта, который предлагал классы по ручным ремеслам, искусствам и экономике. Несмотря на их сходство, Пратт был робким руководителем, не имевшим храбрости Рокфеллера, и часто чувствовал, что тот относится к нему свысока. Теперь же он превратил споры по Лиме в референдум о его собственной деловой компетенции. На каждой встрече, когда Рокфеллер предлагал купить нефтяные участки Огайо, Пратт и его фракция возражали. Как сказал Рокфеллер, посмеиваясь, они «поднимали руки в священном ужасе»11. Наконец, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, Рокфеллер сделал неожиданную ставку. На одном собрании правления, после стандартного запроса Рокфеллера о вложении в Лиму, Пратт вышел из себя, откинул голову в возбуждении и выкрикнул «Нет!». На что Рокфеллер прохладно ответил: «Я сделаю это нововведение из моих собственных средств и гарантирую их на два года». Он поразил коллег, обещав три миллиона долларов – около сорока семи миллионов в деньгах 1996 года. «К концу этого периода, в случае успеха, компания может мне возместить. В случае провала я возьму потерю на себя»12. Впечатленный непоколебимой решимостью Рокфеллера или поняв, что проиграл, Пратт капитулировал. «Если именно так вы к этому относитесь, пойдем вместе, – ответил он. – Думаю, раз вы можете принять риск, то и я могу»13.
«Стандард Ойл» потратила миллионы долларов, чтобы купить в Лиме нефтяные участки, построить железнодорожные цистерны и соорудить трубопроводы. Не было такого нефтяного месторождения, которое Дэниел О’Дэй не хотел бы испещрить трубами, и, когда трест создал «Бакай Пайп лайнс компани» для сбора сырой нефти Лимы в марте 1886 года, он информировал добытчиков скорее с силой, чем с деликатностью, что всю свою нефть они должны отдавать «Бакай». К любому бурильщику, который находил нефть, сразу же подходил один из решительных агентов О’Дэя. О’Дэй сказал Рокфеллеру: «Я убежден, что, как только мы узнаем о новом развитии либо в нефти, либо в газе, наиболее соответствует интересам компании, если мы сразу же отправляем туда человека, чтобы он оставался там и был готов взять все, что может подвернуться»14. О’Дэй – сила, перед которой невозможно устоять, вскоре захватил восемьдесят пять процентов нефти Лимы. Хотя для «вонючей нефти» еще не существовало рынка, трест купил каждый баррель, который предлагали добытчики и к 1888 года держал в резервуарах более сорока миллионов баррелей. К этому моменту зловонная жидкость продавалась по пятнадцати центов за баррель.
Вступив в игру, Рокфеллер не полностью доверял Богу и химикам «Стандард Ойл» и подыскивал новое применение плохо пахнущей нефти. Ответ он нашел в топливной нефти. Трест отправил группы продавцов и технологов, чтобы убедить железнодорожные компании жечь в локомотивах нефть вместо угля и предложить отелям, заводам и складам переключиться с угольных печей на нефтяные горелки. Хотя это направление процветало, оборот все еще был не сравним по масштабу с керосиновой промышленностью, и жесткое давление на Германа Фраша и его лабораторию ослабилось лишь немного.
Фанфарон Фраш, прозванный Диким Голландцем, соответствовал стереотипному облику эксцентричного ученого. Невысокий человек со взрывным характером, он иммигрировал в Соединенные Штаты после Гражданской войны. В середине 1870-х годов Рокфеллер привез его в Кливленд, где химик проделал великолепную работу с парафином и получил новый воск для британских изготовителей свечей и новый ингредиент для кливлендского магната жевательной резинки Уильяма Дж. Уайта. После этого Фраш открыл мастерскую в Канаде и запатентовал процесс извлечения серы из кислой нефти Онтарио. Так как месторождения Онтарио и северо-запад штата Огайо разделяло только озеро Эри, Рокфеллер, видимо, пришел к выводу, что вероятность успеха высока, и нанял Фраша для работы над сходной проблемой. К февралю 1887 года Фраш добился частичного успеха с сырой нефтью Лимы, попытавшись убрать серу с помощью окиси меди. Затем, 13 октября 1888 года, произошел большой прорыв, и Фергус Сквайр телеграфировал Рокфеллеру исторические новости, которых тот с нетерпением ждал два года: «Мы рады сообщить вам, что мы опробовали процесс Фраша, и нам удалось произвести пригодную для продажи нефть»15.
