Для доктора Огастуса Х. Стронга, заездившего своего любимого конька и уступившего победу врагам, это стало болезненным итогом. Поначалу он все не мог отказаться от своей мечты и признать поражение. В глубоком унынии он продолжал забрасывать Гейтса письмами к Рокфеллеру, и Гейтсу пришлось проинформировать его прямым текстом: «Нет надежды. Господин Рокфеллер вернул ваше письмо с требованием оставить тему и чтобы мой ответ вам не оставлял надежды на какую-либо заинтересованность с его стороны»41. Через некоторое время, когда имя Стронга всплыло в разговоре, Рокфеллер, растягивая слова, саркастично проговорил: «Что ж, я надеюсь, доктор Стронг найдет своего человека!»42 Стронгу понадобились годы, чтобы восстановиться.
В июне 1889 года, через несколько недель после дара Рокфеллера, Эндрю Карнеги начал публиковать в «Норт американ ревью» важный очерк «Богатство». Карнеги считал, что из-за расширяющейся пропасти между огромными состояниями крупных промышленников и скромной заработной платой обнищавших рабочих капитализм находится в опасности. Он утверждал, что для облегчения напряжения и лучшего распределения экономических выгод богатые должны давать крупные суммы на достойные дела, при жизни, чтобы их деньги не были растрачены по пустякам праздными наследниками. «Таким образом, человек, который умирает богатым, умирает опозоренным», – без обиняков заявил Карнеги43. Карнеги оказал значительное влияние на Рокфеллера и, когда в 1896 году в Питтсбурге открылась Библиотека Карнеги, настрочил поздравительную записку. «Хотелось бы мне, чтобы больше состоятельных людей вкладывали свои деньги так же, как то сделали вы, но, – заверил он, – ваш пример принесет плоды и придет время, когда люди богатства станут с большей готовностью тратить его на благо других»44. Рокфеллера особенно поразила систематичность библиотечной программы Карнеги, которая предполагала создание двух тысяч восьмисот библиотек по всему миру. Когда Рокфеллер позже обратился к Маршаллу Филду, Филипу Д. Армору и другим магнатам Чикаго по поводу филантропии, он повторял призыв Карнеги сделать дары до того, как они умрут.
Между собой Рокфеллер и Гейтс иногда ставили в вину Карнеги, что тот позволил тщеславию проглянуть из-за своей благотворительности. Гейтс посетовал Рокфеллеру: «Близкие друзья господина Карнеги сообщают мне, что с ними он не скрывает, что делает все это для того, чтобы его имя было высечено в камне по всей стране. Вы заметили, он всегда дарит здания, тогда как другие дают деньги, чтобы держать их в хорошем состоянии?»45 Филантропия Рокфеллера была относительно неброской. Другой промышленник, возможно, подвергся бы искушению поставить свое имя на Чикагском колледже, особенно в спорный период, когда было принято антимонопольное законодательство и началась реформа железных дорог. Но это только укрепило решимость Рокфеллера доказать, что он не ищет милости публики. В качестве единственной уступки тщеславию он позволил попечителям Чикагского университета поместить его имя на печать школы, официальные документы и бланки. Предложение изобразить на печати университета лампу было отклонено, чтобы никто не счел ее по ошибке грубым намеком на нефть. Хотя Рокфеллер, подобно волшебнику Просперо, единолично наколдовал Чикагский университет, он не позволил ни одному зданию на территории носить его имя, а Мемориальная часовня Рокфеллера получила такое название только после его смерти.
Время для подобного начинания было благоприятным. С одной стороны, Америка пользовалась богатством рождающейся мировой державы, но, с другой, здесь все еще господствовали учреждения культуры, казавшиеся провинциальными по сравнению с их европейскими коллегами, и многие бизнесмены горели желанием основать школы и музеи. Рокфеллер – не единственный из магнатов создал крупный университет в конце XIX века. Похожим образом распорядились состояниями железнодорожные магнаты Джон Хопкинс и Лиланд Стэнфорд, а ближе к дому Рокфеллер видел пример Института Пратта, созданного Чарльзом Праттом в 1887 году. Вместо отдельных даров, Рокфеллер предпочел бы финансировать институты, чьи исследования имели бы ощутимое влияние. О Чикагском университете он позже сказал: «Мы следовали принципу искоренять пороки, устранив их источник, и чувствовали, что помогать колледжам и университетам, чьи выпускники повсюду понесут их культуру, это вернейший способ бороться с невежеством и способствовать росту полезного знания»46. Для Рокфеллера наименее творческим применением денег было бы дать их людям напрямую вместо того, чтобы разобраться в причинах человеческих несчастий. «Нашей основной целью была польза самого большого числа людей, – утверждал он. – Вместо того чтобы подавать милостыню нищим, если возможно что-то предпринять для устранения причины существования нищих, тогда только удастся достичь чего-то глубокого и более широкого и стоящего»47.
Бизнесмены, такие как Рокфеллер и Карнеги, считали, что применяют свой опыт управления к миру благотворительности. Равно, как и в «Стандард Ойл», в сфере благотворительности Рокфеллер хотел сократить пустые траты и дублирование и был убежден в необходимости изучить вопрос перед крупным даром. «В наши дни, теперь вся организация благотворительности руководствуется принципами более или менее случайными», – указал он в своих мемуарах48. Чикагский университет был именным проектом Рокфеллера, в котором он прояснил свой подход и выучил Фредерика Т. Гейтса, своего сына и других советников как свою будущую замену.
С самого начала Рокфеллер поклялся, что избежит ловушки богатого человека, финансирующего заведение, которое начинает зависеть от вложений. В идеале он хотел создать организации, которые начнут самостоятельную жизнь и перерастут его. Обязавшись вложить шестьсот тысяч долларов на колледж в Чикаго, он дал АБЕС год с 1 июня 1890 года на то, чтобы собрать еще четыреста тысяч из внешних источников. Гейтс временно переехал в Чикаго и объединил силы с Гудспидом, чтобы выполнить это, и изнурительная работа по сбору средств почти довела его до отчаяния. Их сковывали ограничения, вписанные в устав учреждения, указывающие, что две трети попечителей и президент должны являться членами баптистских церквей. Притом что университет был всеобщим (поступили несколько известных евреев), условия деятельности учреждения явным образом привязывали к конфессии. Это сочетание исходило от Рокфеллера, который настаивал, чтобы новое заведение оставалось под эгидой баптистов, но при этом «велось в духе самом либеральном», чтобы студентов принимали из любого класса общества49. К сожалению, Чикаго насчитывал не так много баптистов среди своих жителей с большими расходами. Многие потенциальные спонсоры не вдохновились участием Рокфеллера, а самодовольно решили, что зарождающаяся школа никогда не будет нуждаться в деньгах. Проведя год сложных уговоров, Гейтс позже сказал, что дело «потребовало больше размышлений, тревог, мучений, слез, молитв и стоптанных ботинок, чем все миллионы, которые с тех пор пришли в университет»50. Перспективное вложение поступило в январе 1890 года. Маршалл Филд выделил участок в десять акров (ок. 4 га) на новую школу на юге Чикаго, чуть севернее будущей выставки, которая привлечет внимание всего мира: Всемирная Колумбова выставка. Обрадованный этим актом доверия, Рокфеллер согласился вместе с Филдом рассмотреть имена предложенных попечителей.
