Младший поступил в Браун в сентябре 1893 года, как раз когда усилился спад в промышленности, и годы его обучения в колледже разворачивались на неспокойном фоне радикальных речей и рабочих волнений, многие из которых были направлены против его отца. Браун, основанный в XVIII веке, был старейшим и лучше всего обеспеченным пожертвованиями баптистским колледжем, его возглавлял президент Э. Бенджамин Эндрюс, баптистский священник и политический экономист. В те дни президенты колледжей часто были посвящены в духовный сан и имели сильное влияние на студентов и в классе, и в часовне. Во время Гражданской войны Эндрюс потерял глаз при осаде Петерсберга, теперь он носил стеклянный глаз, придававший ему образ провидца. Младший восхищался его духовным рвением и глубокими знаниями, и однажды его особенно поразили слова Эндрюса: «Рокфеллер, никогда не бойтесь отстаивать свою позицию, если вы знаете, что правы»2.
За полгода до прибытия Младшего в Браун, Эндрюс сочинил лестное письмо Генри Демаресту Ллойду о «Богатстве против Содружества». «Это определенно в моем духе, – заверил он, – хотя в некоторых моментах вы более радикальны, чем я»3. Эндрюс не являлся противником трестов, но хотел регулировать их для общественного блага и более равномерно распределять их выгоды. Когда Младший проходил у него курс прикладной этики, Эндрюс дал ему более тонкое понимание ответственности работодателя в большом бизнесе. В одном эссе Младший уже проявлял склонность к корпоративной реформе, которая отметит его взрослую жизнь: «Кто может смотреть на миллионы рабочих, чья жизнь – это однообразный механический труд, беспрерывная работа, к которой их подталкивает крайняя необходимость… и не гореть желанием серьезно изменить их положение, приняв систему участия в прибыли?»4 На какой бы пьедестал ни возводили Эндрюса студенты, многие выпускники резко осудили его, когда он поддержал заявку Уильяма Дженнингса Брайана на пост президента в 1896 году, а одобрение свободной чеканки серебра стоило ему работы. Генри Демарест Ллойд разглядел в увольнении руку Рокфеллера, сказав другу: «Одна из причин, побудившая попечителей вытеснить [Эндрюса] – это утверждение, что, пока он остается, господин Рокфеллер не даст университету денег»5.
Стеснительный молодой Рокфеллер поселился в Слейтер-Холл, он был гораздо ниже отца, но с широкой грудью и хорошей выправкой. И его мать, и бабушка Спелман предостерегали против пороков в студенческих общежитиях. В первом письме домой он обнадеживал их, сообщая, что уже посетил молитвенную встречу, и добавил: «Бабушке будет интересно знать, что в классе трое цветных мужчин»6. Он начал вести класс воскресной школы в баптистской церкви в Провиденс, и его отец с облегчением написал, что «моральные и религиозные позиции кажутся неплохими»7. В насыщенный первый год Младший вступил в клуб хорового пения, клуб игры на мандолине и струнный квартет с несколькими молодыми леди. Он осмеливался робко выбираться за пределы замкнутого мира юности, но он не мог просто радоваться внезапным удовольствиям, ему требовалось оправдать их в терминах самосовершенствования. Когда он начал участвовать в оперетте колледжа, он написал матери: «Мне предстоит выходить на сцену перед людьми, как я это делал в Клубе хорового пения, и это дает мне уверенность в себе и помогает свободнее вести себя на публике, что мне всегда необходимо»8.
Очень серьезный, упорный в своей учебе, Младший был достаточно хорошим студентом, чтобы войти в «Фи Бета Каппа», и ему особенно нравились экономика и социология. Тем не менее, в отличие от отца, его уверенность в себе была хрупким бутоном, который легко ломался. «Если человек ругал меня, – говорил он, – я замыкался, как моллюск. Я был не очень сильным учеником, но всегда старался и не любил, чтобы меня упрекали»9. Все заметили его баптистскую суровость: он не пил, не курил, не играл в карты, не ходил в театр и даже не читал воскресные газеты. Верный своему обещанию умеренности, когда другие студенты приходили к нему в комнату, он угощал их печеньем и горячим шоколадом, но он ужасно расстроил бабушку Спелман, разрешив мальчикам там курить.
О прижимистости Младшего в городке ходили легенды, у каждого был любимый анекдот: как Джон размачивал две двухцентовые марки, когда они слиплись вместе или как он сам гладил брюки, пришивал пуговицы и штопал свои полотенца для посуды. По примеру отца, он записывал все расходы в маленькую книжечку – одноклассники иногда хихикали над этим – и даже букеты цветов, купленные для свиданий, были учтены. Когда он клал деньги на поднос для пожертвований в церкви или покупал карандаш у нищего, он записывал все до последнего цента. «Он говорил мне, что отец дает ему сколько угодно денег, – сказал друг, – но настаивает на точном учете каждого пенни»10. Другой одноклассник вспоминал: «Мы над этим много шутили, особенно девочки в Провиденсе, они очень смеялись, когда Джон Д. Рокфеллер-младший угощал их газировкой и записывал в свою книжечку, сидя прямо у стойки с водой»11.
Несмотря на стеснительную официальность, Младший был в целом популярен в Брауне или, по крайней мере, его очень уважали. Отдельные студенты определенно считали его безнадежным педантом, и однажды, когда он шел по университету, кто-то крикнул ему: «Вот идет Джонни Рок, весь добродетельный и без единого порока!»12 Но в целом он стал общительнее и увереннее в себе и постепенно избавлялся от душной морали его воспитания. Он от природы был терпимым, и в одном письме рассказывал бабушке Спелман: «Здесь можно встретить все сорта людей во всех состояниях, и они так непохоже смотрят на жизнь, долг, удовольствие и то, что после смерти. Я нахожу, что мои идеи и мнения во многом меняются. Теперь я бы скорее отстаивал дух, а не букву закона»13. Робко и неуверенно он создал личность, отдельную от личности предков. Он был более экуменическим, более открытым внешнему миру, более чутким к альтернативным взглядам. Как президент класса, он добился, чтобы одноклассники отказались от алкоголя за общим ужином, который традиционно превращался в пьяный дебош. А когда класс отправился на ежегодный мальчишник в Ньюпорт, Младший согласился держать бочонки с пивом под рукой, но старался предотвратить слишком сильное потакание слабостям. Родители были в восторге. «Дорогой Джон, – написала его мать, – ты наша гордость и утешение со дня своего рождения, но сейчас мы как никогда благодарны за такого сына. Слезы радости наполнили глаза дорогого отца, когда мы читали твое письмо, и он просит передать тебе, как он горд и счастлив»14.
В Брауне Младший почувствовал вкус таких запретных удовольствий, как театр и танцы, маленькая победа для баптистского мальчика, выращенного в суровой морали. После второго курса он отправился в велосипедное путешествие по Англии с одноклассником Эвереттом Колби, чей отец занимался строительством железных дорог (Джон Д. инвестировал в его предприятия). В Лондоне Младший увидел свои первые пьесы: «Два веронца», «Тетка Чарлея» и «Сон в летнюю ночь». Будто признаваясь в тайном посещении борделя, он написал матери: «Я не сделал бы этого дома, например, но подумал, что это не повредит в Лондоне, где я никого не знаю, и имею возможность посмотреть несколько пьес Шекспира»15. Первый курс Младшего прошел без танцев, но на втором курсе он погряз в этом грехе, весь вечер протанцевав на вечеринке дома у одного из попечителей университета. Перед событием, чтобы потренироваться, он кружил по спальне своего друга Леффертса Дашиелла. Весь вечер, танцуя с некой мисс Фостер, он боялся упасть. Он держался изо всех сил, и у него осталось смутное впечатление, что мисс Фостер поддерживала его. В тот вечер он познакомился с жизнерадостной Эбби Олдрич, дочерью Нелсона Олдрича, сенатора от Род-Айленда, но не смог набраться храбрости потанцевать с ней. Любовь к танцам осталась, и к моменту окончания колледжа Младший предавался грешной страсти два-три раза в неделю.
