Сетти Рокфеллер полностью так и не ослабила бдительность по поводу его времяпровождения. В свой последний год в колледже Младший хотел отплатить одноклассникам за доброту к нему и попросил родителей устроить танцевальный вечер в Провиденсе. Джон и Сетти пошли на компромисс и согласились провести музыкальный вечер из произведений Мендельсона, Баха, Шопена и Листа, за которым последует неформальный танец. Они разослали приглашения, в которых инфернальное слово танцы стояло мелко, как будто извиняясь, в нижнем левом углу карточки. И все же, когда вечер наступил, у Сетти разболелась голова, и она скрылась в своем номере. В результате Старший, великолепно смотрящийся во фраке и белых перчатках, стоял у входа один, сердечно приветствуя три сотни гостей. Поведение Сетти по этому и другим поводам подтверждает предположение, что в кровати она укрылась от угрожающей реальности.
До Брауна Младший почти ничего не знал о спорте: Рокфеллеры больше интересовались упражнениями, связанными со здоровьем, чем спортом, связанным с удовольствием. В свой последний год Младший стал руководителем футбольной команды, и над ним бесконечно подтрунивали, когда он называл центр «серединой». Он настолько был сыном своего экономного отца, что, когда один рослый нападающий попросил новые шнурки, Младший спросил: «Что ты сделал с парой, которую я дал тебе на прошлой неделе?»16 Из-за должности сына Старший, ни разу не видевший футбольную игру, посетил матч в Нью-Йорке между Брауном и командой «Индейцы Карлайла». Сначала он спокойно наблюдал за зрелищем с трибуны, но потом так возбудился, что поспешил к полю в своем высоком цилиндре и бегал взад и вперед по бровке с тренерами. Капитан команды выделил нападающего, чтобы тот объяснил тонкости игры, и, казалось, Джон Д. Рокфеллер с его исключительным пониманием тактических маневров, освоил игру со всеми ее тонкостями за пять минут.
* * *
Младшему нужен был человек, который помог бы ему освободиться от удушающей скромности воспитания, и такой фигурой стала Эбби Олдрич. Это была уверенная в себе девушка, которая не нуждалась в его деньгах и которую не приводило в трепет его имя. Что-то в социальной неприспособленности Младшего взывало к материнским инстинктам этой утонченной молодой леди с грациозными манерами и прямой осанкой дочери сенатора. Она росла в семье из восьми детей, часто выступала в роли хозяйки на приемах ее отца в Вашингтоне и была знакома со всеми, от генерала Эмброуза Бернсайда и Уильяма Мак-Кинли и до вдовы Кастера. Высокая, пышная и немного грузная, она была скорее привлекательной, чем симпатичной. Ей нравилось носить эксцентричные шляпы с широкими полями, символ ее любви к вечеринкам. Казалось, она давала Младшему веру в себя, которую не смогли привить его родители. Об их встрече на втором курсе он сказал: «Она обращалась ко мне так, будто я умею все на свете, и ее уверенность принесла мне много пользы»17. Благодаря Эбби Младший совершил поразительное открытие, то что от него искусно скрывали: от жизни можно получать удовольствие.
По материнской линии Эбби происходила от старого рода из Новой Англии и от старейшины Уильяма Брюстера, пассажира легендарного корабля «Мэйфлауэр». Сенатор Олдрич, хотя и был сыном фабричного рабочего, имел в числе предков Роджера Уильямса, основателя колонии Род-Айленд. Высокий и мужественный, с густыми усами и бакенбардами, хладнокровный сенатор Олдрич выбился из бедности, но так и не потерял страха перед ней. В 1881 году его избрали в Сенат США, и он держал свое место следующие тридцать лет, став председателем Комитета Сената по финансам. Убежденный протекционист и преданный слуга трестов, он воспользовался государственным постом и свил себе теплое гнездышко. При помощи займа в пятьмиллионов долларов от «Америкен шугар рефайнинг компани» – так называемого сахарного треста – он вложил в четыре трамвайных компании в Провиденсе, одновременно выступая от имени железной дороги «Нью-Хейвен». Сенатор Олдрич превратил служение обществу в такое плодотворное предприятие, что к моменту смерти скопил шестнадцать миллионов долларов. Как будто он был магнатом, а не государственным служащим, он построил девяностодевятикомнатный шато в Уорик-Нек у залива Наррагансетт и плавал на яхте в двести футов (ок. 60 м), оборудованной восемью каютами и с командой из двадцати семи человек. Он не гнулся под грузом многих бранных слов, наиболее примечательны сказанные Линкольном Стеффенсом, который назвал его в «Мак-Клюрз мэгэзин» «политическим боссом Соединенных Штатов, невидимой властью, генеральным менеджером США»18. Сенатор Олдрич, слишком хорошо устроившийся, чтобы беспокоиться о журналистских шпильках, придерживался политики «ничего не отрицай, ничего не объясняй»19.
Эбби выросла в оживленной атмосфере балов, вечеринок и пьес. Олдрич, противник религиозной строгости, баловал детей подарками и редко наказывал их. В особняке Олдрича на Беневолент-стрит, 110, в Провиденсе, сенатор любил играть с Эбби в бридж и даже в покер. (Позже Младший тихо сидел рядом с книгой и не присоединялся к игре, не в состоянии преодолеть это табу.) Сенатор самостоятельно воспитал прекрасный вкус к книгам и искусству, у него была прекрасная библиотека древних книг, он посещал аукционы мебели, ковров и искусства и так хорошо выучил Эбби в европейских музеях, что она знала их картины наизусть. Подростком она погружалась в романы Диккенса, Троллопа, Готорна, Джейн Остин и Джордж Элиот.
Роман Младшего с Эбби разворачивался в водовороте танцев в колледже, футбольных игр, катаний на велосипеде тандемом и путешествий на каноэ, а также церковных служб по воскресеньям. Когда они гуляли, Младший клал в карман хрустящее печенье, а Эбби доставала и угощалась. Как сказал Младшей: «Она была такой веселой и молодой и так влюблена во все»20. На третьем курсе, к весне, Младший стал регулярным посетителем Беневолент-стрит. Однажды в воскресенье он вскользь упомянул сенатору о своих планах отправиться летом в круиз по норвежским фьордам с сестрой Алтой. Сенатору, вероятно, нравилась мысль о том, что Эбби выйдет замуж за молодого Рокфеллера, так как несколько недель спустя он купил билеты для себя, жены и двух дочерей на тот же корабль, и во время круиза они ужинали вместе. Вернувшись в Провиденс осенью, Младший встречался с Эбби так часто, что люди начали обсуждать, когда они поженятся. Но Младший подходил к вопросу с тем же самоанализом и нервной энергией, как и в случае любого крупного решения, и он четыре года провел в мучительных сомнениях и самокопании. Вероятно, всем в Провиденсе было очевидно, что он когда-то женится на Эбби, кроме него самого.
Разумеется, из-за размеров предполагаемого наследства выбор жены становился крайне важным решением. Младший идеализировал отца, но при этом столкнулся с растущим шквалом критики против него. Эбби казалась специально создана, чтобы помочь ему с этим затруднительным положением, так как они оба были детьми изгнанников общества. Младший, вероятно, восхищался ее способностью быть верной дочерью скандального человека и при этом придерживаться собственных либеральных взглядов. Она жила так, что не предавала ни отца, ни себя, а следовательно, показала дорогу и Младшему.
К моменту окончания колледжа Младший все еще поклонялся Старшему, как герою. Славный образ отца для него был неразрывно связан с заниженным мнением о себе. На двадцать первый день рождения сына Старший отправил ему двадцать один доллар с нежной запиской. «Мы несказанно благодарны за надежды, которые ты подаешь, и за уверенность, которую твоя жизнь вносит в нас, и не только в нас, но и во всех твоих друзей и знакомых, и это ценнее всех земных владений». Младший ответил ему: «Люди говорят о том, что дети лучше отцов, но, если я смогу стать вполовину таким щедрым, таким бескорыстным, таким благожелательно любящим по отношению к моим товарищам, как ты, я буду думать, что моя жизнь не была напрасной»21. При размышлениях об обязанностях, которые ждали его после колледжа, ощущение неадекватности у Младшего только усиливалось. Вскоре после выпуска его пригласили вступить в правление Американского баптистского миссионерского общества. Спрашивая совета отца, Младший объяснил, что «после этого года моими первыми и обязанностью, и удовольствием будет помочь тебе в любом качестве или должности, какие ты сочтешь подходящими»22. Он никогда не сомневался в своем решении подчинить свою жизнь жизни отца.
