Есть основания полагать, что Рокфеллер испытывал ужас перед смертью более обычного. Годы спустя, он играл в гольф двумя парами в Ормонд-Бич, штат Флорида, и один партнер, некий господин Харви, решил, что у него приступ несварения. Рокфеллер взял его за руку и сказал несколько успокаивающих слов, затем Харви упал на землю с сердечным приступом. Вызвали врачей, Харви занесли в дом, и полчаса спустя он умер. Рокфеллер, поначалу столь участливый, без церемоний покинул место действия. Как вспоминал другой партнер по гольфу: «Господин Рокфеллер отвернулся, быстро пошел к машине и уехал. Мне всегда казалось, что он не хочет становиться свидетелем смерти»32. Нигде в своих обширных записях он даже намеком темы смерти не касается.
Казалось, Рокфеллер верит, если следовать определенным правилам, смерть будет обходить человека стороной. Крайне разборчивый в диете, отдыхе и упражнениях, он сократил все до рутины и ежедневно следовал одному расписанию, вынуждая окружающих подчиняться его графику. В письме сыну Рокфеллер приписывал свое долгожительство готовности отказаться от требований общества. «Я объясняю мое хорошее состояние почти безрассудной свободой при выборе своих действий и жестким следованием правилам, так я получаю значительное количество отдыха, и тишины, и досуга, и это окупается сторицей каждый день»33.
Часть его несгибаемого плана по достижению ста лет заключалась в том, чтобы идти по жизни спокойно и неторопливо. Он рассчитывал и берег свои силы и гордился ненормально слабым пульсом: «Это указывает на способность удерживать и сохранять равновесие»34. В ранние годы он боролся с укрощением характера и очищением ума от мелких раздражений; теперь у него было медицинское объяснение очистки системы от бурных эмоций, особенно гнева. «Это производит в крови много токсинов, они отравляют систему гневающегося человека. Он утомляется и становится менее эффективным, не говоря уже о том, что стареет и изнашивается раньше времени»35. Беспокойства также следовало избегать. «Я уверен, что беспокойство вызывает больше нагрузки на нервы, чем тяжелый труд»36. Этот взгляд еще больше поощрял его избегать спонтанных, потенциально конфликтных встреч с людьми.
Рокфеллер был неравнодушен к массажу и другим видам манипуляций с телом. В начале 1900-х годов он стал страстным поклонником остеопатии, которая пытается восстановить структурную целостность тела через манипуляции со скелетом и мышцами, и уговорил Сетти и Лют пройти процедуры. В восторженном всплеске эмоций в 1905 году он рассказывал сыну, что, пока находился в Форест-Хилл, остеопатия принесла ему большую пользу, и он «более благодарен, чем я могу сказать тебе за мое хорошее здоровье, которое позволяет мне выполнить в два или три раза больше работы, как утверждает миссис Таттл [его телеграфистка], чем я выполнял, когда она приезжала сюда раньше. Остеопатия! Остеопатия! Остеопатия!»37 Когда сторонники более продвинутой медицины – которую развивала, по иронии судьбы, филантропия Рокфеллера – попытались провести законодательство против остеопатов, Рокфеллер поспешил на защиту. «Я верю в остеопатию, – диктовал он секретарю, – и если кто-то из наших людей на Бродвей, 26, может сказать или сделать что-то в помощь остеопатам в это время, я буду благодарен»38. При посещении остеопата родилась одна из самых известных шуток Рокфеллера. Остеопат хрустнул его позвонками, и Рокфеллер сказал усмехнувшись: «Слышите это, доктор. Они говорят, что я владею всей нефтью в стране, а у меня недостаточно даже для смазки собственных суставов»39.
В начале 1900-х годов пресса все еще распространяла нелепые истории о том, что Рокфеллер переваривал только молоко и печенье и держал открытым предложение в миллион долларов любому, кто вылечит его желудок. Самый мерзкий миф утверждал, что для выживания ему требуется материнское молоко, которое ежедневно его кедди тайком привозит ему в термосе на поле для гольфа. Тысячи писем сыпались на Бродвей, 26, предлагая лекарства для желудка. Рокфеллера эти странные слухи приводили в недоумение. Приближаясь к восьмидесяти годам, он сказал устало: «Сегодня множество людей в стране верят, из-за этих ложных слухов, что я в таком печальном состоянии, что отдам все, чем владею на земле, лишь бы излечиться. Я не знаю никого, кто был бы здоровее меня – и вот»40. Биггар, действительно, прописал хлеб и молоко, когда в 1890-х годах у Рокфеллера были проблемы с пищеварением, и в начале 1900-х годов он продолжал регулярно пить молоко и сливки, веря, что «свежее молоко это прекрасная пища для нервов»41. Но, когда в конце 1890-х годов его здоровье восстановилось, он вернулся к разнообразной пище, которую ел медленно и крошечными порциями. У него была простая, но здоровая диета: зеленый горошек и стручковая фасоль из сада, рис, ячменный отвар, салат-латук, рыба, черный хлеб и запеченный картофель дважды в день.
В начале 1900-х годов грузные заправилы, подобно Моргану, воплощали собой процветание эпохи, тогда как Рокфеллер весил всего сто шестьдесят пять фунтов (ок. 75 кг). Оставаясь аскетичным протестантом, он осуждал переедание, предупреждая, что оно вызвало больше болезней, чем любая другая причина. Он никогда не ел горячую пищу, ждал, чтобы блюда остыли и предлагал гостям начинать без него. Еда для Рокфеллера была топливом, а не источником чувственных удовольствий. «Он не понимал, зачем кто-то будет есть конфету, если эта конфета человеку не полезна, просто потому что любит конфеты», – объяснял Младший42. Однажды, у Рокфеллера появилось нехарактерное для него пристрастие к мороженому, и он робко просил доктора Мюллера снять запрет. «Если бы у меня было разрешение от вас есть очень мало мороженого время от времени, это было бы особое отступление от правил, которое я бы весьма ценил, но вы доктор», – сказал он кротко43.
Самый специфический медицинский совет Рокфеллера – и вечный бич его гостей за ужином, – чтобы люди пережевывали каждый кусочек по десять раз, прежде чем проглотить. Он так добросовестно придерживался этой практики, что даже советовал людям жевать жидкости и сам катал напитки во рту. Он продолжал есть еще полчаса после того, как гости заканчивали. По его мнению, было важным для пищеварения задержаться за столом на час или около того после ужина. Чтобы провести время, он играл с гостями в салонную игру под названием «Нумерика», разновидность состязательного пасьянса. Как баптист, он не мог играть в карты, поэтому у него были специальные квадратные карточки вместо обычных покерных колод. Играть могло любое количество гостей, и Рокфеллер раздавал десять центов победителю и пять – проигравшему. Игра требовала определенной быстроты реакции на цифры, и Рокфеллер от постоянной практики приобрел такой опыт, что часто присуждал десять центов себе.
* * *
Американцам Джон Д. Рокфеллер более поздних дней врезался в память как лысый худощавый человек, высохшее ископаемое. Но до того как в начале 1890-х годов у него начались проблемы со здоровьем, те немногие репортеры, которые проникали в его святая святых, поражались его молодому виду. Из его переписки видно, что проблемы с выпадением волос начались раньше, чем представлялось; в 1886 году, сорока семи лет, он уже заказывал бутылочки с восстановителем волос. В 1893 году потеря волос, или алопеция, у Рокфеллера неожиданно усилилась, он пытался справиться с проблемами пищеварения и волновался по поводу финансирования Чикагского университета.
