Эверест в конце концов понял, что имеет дело с непоколебимой силой, и продал три четверти доли в своей фирме Генри Роджерсу, Джону Арчболду и Эмброузу Мак-Грегору, выступившим агентами «Стандард Ойл». Эвересты оставались управляющими, а руководители «Стандард» участвовали лишь мимоходом. В 1881 году трое сотрудников «Вакьюум» – Дж. Скотт Уилсон, Чарльз Б. Мэттьюз и Алберт Миллер – решили открыть конкурирующий перерабатывающий завод, «Баффало лубрикейтин ойл компани». Они нагло планировали воссоздать их старую фирму, перенеся технологию, переманив клиентов и скопировав процесс, запатентованный «Вакьюум». Эвересты узнали об этом и пригрозили иском. Алберт Миллер раскаялся и обратился за помощью к Хайраму Эвересту. Вместе они проконсультировались с юристом из Рочестера, и на этой встрече Эверест якобы озвучил идею Миллера саботировать новый завод: «Предположим, он подготовит машины так, что они испортятся или разобьются, какие будут последствия?»74 На этом его вопросе была выстроена целая куча домыслов.
Согласно более позднему обвинению в заговоре 15 июня 1881 года Миллер приказал кочегарам на заводе «Баффало» нагреть сталь до таких взрывоопасных температур, что тяжелая сырая нефть начала ворочаться и кипеть. Вскоре кирпичная кладка треснула, предохранительный клапан вылетел и вышел большой объем газа – но возгорания не произошло. Неделю спустя Миллер встретился в Нью-Йорке с Хайрамом Эверестом и Генри Роджерсом, которые отправили его в Калифорнию на консервный завод. Эвересты подали иск о нарушении патента против завода «Баффало», Чарльз Мэттьюз, предводитель отступников, в ответ подал свой гражданский иск, обвиняя в заговоре взорвать завод «Баффало» и требуя двести пятьдесят тысяч долларов за ущерб. Вместе с Эверестами в иске фигурировали три представителя «Стандард Ойл» в правлении «Вакьюум» – Роджерс, Арчболд и Мак-Грегор, – несмотря на весьма поверхностное участие в Рочестере. Рокфеллера, лишь приблизительно знавшего об ажиотаже и никогда не встречавшегося с Миллером, привязали к делу для публичности и вызвали в суд как свидетеля обвинения. Дело он всегда считал мелким раздражителем, отвлекающим его от более срочных дел. Ничто в бумагах Рокфеллера не показывает, чтобы он рассматривал его иначе, как прямое вымогательство75.
В мае 1887 года Рокфеллер восемь дней просидел в забитом людьми зале суда Буффало. Он был возмущен, что суд превратили в публичный спектакль, чувствовал, что его самого подают, как уродца в цирке, «этому любопытствующему классу почитателей чудес, которым П. Т. Барнум воспользовался и сделал на этом свое состояние»76. Давая показания, Рокфеллер, как всегда, был забывчив, но в данном случае он действительно мало знал об этом деле. Через восемь дней судья снял обвинения с Роджерса, Арчболда и Мак-Грегора. Роджерс держал в руках охапку фиалок, подаренных доброжелателем, и Рокфеллер, в редкой демонстрации гнева на публике, встал со своего места, стиснув зубы, и сказал: «Мне не с чем поздравить вас, Роджерс. Как следует поступать с людьми, которые возбуждают дело таким образом – как?» Развернувшись, он погрозил кулаком Чарльзу Мэттьюзу. Затем, пробормотав «Это неслыханно!», широким шагом направился из зала суда, его свита за ним. В более поздние годы он метал громы и молнии против Мэттьюза, «коварного доставляющего неприятности шантажиста», который предлагал продать свой завод «Стандард Ойл» за сто тысяч долларов и подал свой досадный иск после того, как ему в этом отказали77.
Иск в Буффало, по правде, не имеет особых заслуг. Обвинение не смогло установить, что взрыв имел место или хотя бы, что высокое пламя было бы обязательно опасным. Хотя Эвересты были признаны виновными и оштрафованы на двести пятьдесят долларов каждый, маленькая цифра отражала, что, по мнению присяжных, Эвересты не сговаривались взорвать завод и были виновны лишь в том, что сманили Алберта Миллера. Если Генри Роджерс сотрудничал с Идой Тарбелл ради опровержения дела Буффало, он был щедро вознагражден. Она категорично заявила: «Кстати, никакой завод в Буффало не был сожжен, более того – не было доказано, что господин Роджерс знал что-либо о попытках, предпринятых Эверестами, уничтожить дело Мэттьюзов»78. И все же рассуждения о том, что Рокфеллеру нравилось взрывать заводы соперников, так щекотали нервы публики, что они сохранили в качестве истории слишком хорошей, чтобы с ней расставаться. Мэттью Джозефсон в 1934 году в книге «Бароны-разбойники» вновь должным образом возродил ее вместе с заплесневелой уткой о Вдове Бакус.
* * *
К третьему выпуску в январе 1903 года сам президент Рузвельт жадно читал статьи Тарбелл и даже отправил ей лестную записку. Ее известность росла с каждым выпуском, и ее ровный взгляд смотрел со страниц бесчисленных газет. «То, как вас в целом ценят и почитают, доставляет мне необычайное удовольствие, – сказал ей Мак-Клюр. – Вы сегодня самая широкоизвестная женщина в Америке»79. То, что она преуспела в традиционно мужской сфере, только добавляло ей авторитета и загадочности.
Сэмюэл Мак-Клюр позволил бы серии издаваться до тех пор, пока публика продолжала раскупать экземпляры. Тарбелл обобщила эту политику так: «Нет отклика – нет больше глав. Здоровый отклик – столько глав, сколько оправдывает материал»80. Поэтому ее статьи не были ограничены временем и выигрывали от невероятного роста внимания, вытаскивающего все больше и больше критиков Рокфеллера из шкатулки. К моменту завершения публикаций Тарбелл тираж «Мак-Клюрз» вырос до трехсот семидесяти пяти тысяч экземпляров. В ноябре 1904 года статьи были собраны в двухтомник, и затем Тарбелл дополнила их едким портретом Рокфеллера в двух частях в «Мак-Клюрз» в июле и августе 1905 года.
Тарбелл пользовалась услугами первоклассного исследователя-ассистента, Джона М. Сиддалла, но это не умаляет ее достижений. Низенький и пухлый, в очках, молодой Сиддалл был опытным сотрудником, он начинал репортером в кливлендском «Плейн дилер» и секретарем кливлендского Совета по образованию во время реформы управления Тома Джонсона. Находясь в Кливленде, он не только поставлял Тарбелл бесчисленные факты, но и подпитывал воображение. «Говорю вам, этот Джон Д. Рокфеллер – самая странная, самая молчаливая, самая загадочная, самая интересная личность в Америке, – писал он ей. – Люди этой страны ничего о нем не знают. Блестящий его портрет стал бы невероятным козырем для «Мак-Клюрз»»81. Поначалу Сиддалл думал, что Рокфеллер холоден и лишен чувства юмора, но был вынужден отказаться от этого карикатурного образа. «Мой информатор утверждает, что у Джона по-настоящему приятный способ поддерживать знакомство со всеми породами людей – богатыми и бедными, неграми и белыми. Уже только это иллюстрирует чудесную сложность характера Рокфеллера»82.
Одним из первых и самых волнующих открытий, нарытых Тарбелл и Сиддаллом, стал рассказ подростка, которому поручили каждый месяц сжигать бумаги на заводе «Стандард Ойл». Однажды вечером он собирался сжечь некоторые формуляры и заметил имя бывшего учителя воскресной школы, независимого переработчика и соперника «Стандард Ойл». Пролистав документы, подготовленные для сжигания, он понял, что это секретные записи, полученные от железнодорожных компаний и документирующие отправки конкурирующих перегонщиков. Тарбелл знала, что «Стандард Ойл» жестока, но ее потрясла неприкрытая криминальная деятельность. «В этом была мелочность, совершенно ничтожная в сравнении с невероятным гением и способностью, которые вошли в эту организацию», – сказала она83. В тот момент она поняла, что Генри Роджерс водит ее за нос.
