В 1910 году Флекснер опубликовал свою полемику, известную, как «Отчет Флекснера» – наиболее безжалостный и влиятельный из всех приговор медицинскому образованию. Отчет назвал самые известные лжеуниверситеты и разжег яростные споры, в итоге более сотни школ либо канули в противостояниях, либо их поглотили университеты. Одной из главных потерь стали старомодные гомеопатические школы, столь дорогие Джону Д. Рокфеллеру-старшему. Они уже находились в упадке, когда «Отчет Флекснера» нанес им смертельный удар.
Гейтс жадно проглотил отчет. Он был крайне недоволен медицинской практикой и верил, что молодые врачи заканчивают либо «убежденными пессимистами, разочарованными и опечаленными, либо простыми безрассудными раздатчиками пилюль за деньги»32. Имея в своем распоряжении кучу денег, Гейтс не позволил «Отчету Флекснера» пылиться. Когда он пригласил автора на обед, Флекснер показал на две карты в его книге – одна изображала медицинские школы, которые он посетил, вторая показывала, что нужно стране. «Сколько будет стоить превратить первую карту во вторую?» – спросил Гейтс, и Флекснер ответил: «Это может стоить миллиард долларов». «Хорошо, – объявил Гейтс, – у нас есть деньги. Приходите сюда, мы их вам дадим»33. Когда Гейтс спросил Флекснера, как он потратит первый миллион на совершенствование медицинских исследований, тот сказал: «Я отдам его доктору Уэлчу»34. Так Медицинская школа Уэлча в Университете Джона Хопкинса была освящена как эталон, на который следовало равняться получателям денег Рокфеллера. Лаборатории Университета работали на постоянных основах, многие ученые занимались исключительно преподаванием и исследованиями – схема, которую Гейтс хотел видеть везде. Ни один богатый благотворитель не тратил деньги в этой области. По словам доктора Уэлча, «это отметило… впервые серьезное общественное признание медицинского образования и медицинского исследования как стоящих предметов филантропии»35.
В 1913 году Флекснер формализовал свои связи с Рокфеллером и присоединился к штату СОВ. Он и его сотрудники выделили в качестве региональных моделей авторитетные заведения – Университет Вандербильта на Юге, Чикагский университет на Среднем Западе. Медицинские школы, желавшие получить гранты Рокфеллера, должны были обновить стандарты приема, принять четырехлетние программы обучения и ввести преподавание на полную ставку. Движение по унификации модели Джона Хопкинса продолжалось, хотя у него был один в высшей степени недовольный критик: Джон Д. Рокфеллер-старший, который все еще вел одинокую битву за альтернативную форму медицины. «Я сторонник гомеопатии, – жаловался он Старру Мерфи в 1916 году. – Я хочу, чтобы все медицинские заведения, в которые мы вкладываем, обращались с гомеопатами честно, учтиво и без предрассудков». К чести Рокфеллера, он не третировал своих советников и часто уступал их суждениям, даже если они шли вразрез с его личными желаниями. «Я рад иметь помощь опытных людей, способных выбрать заявки и дать достойным, – сказал он однажды. – Я не очень хорошо сужу о таких вещах: я слишком мягкосердечен»36.
Весной 1919 года СОВ попросил у своего основателя пятьдесят миллионов долларов на распространение научного медицинского образования на всю страну, так как мировая война вскрыла плохое здоровье многих солдат и несоответствие базовых госпиталей требованиям. На несколько месяцев Рокфеллер ушел в один из своих загадочных периодов тишины. Когда его полководцы уже отчаялись услышать ответ, он отправил письмо, обещая выделить на проект около двадцати миллионов долларов – невероятный золотой дождь вскоре расширился до пятидесяти миллионов. К моменту, когда Флекснер ушел из СОВ в 1928 году, организация потратила более семидесяти восьми миллионов долларов на распространение научного подхода в медицинском образовании. Общий итог этих событий произвел целую революцию в медицине. Сын Дока Рокфеллера изгнал бездельников из профессии и открыл новую эпоху просвещения в американской медицине. За тридцать лет существования СОВ распределила сто тридцать миллионов долларов, что сегодня соответствует более чем одному миллиарду долларов.
* * *
Рокфеллер держался в стороне от управления РИМИ и СОВ, но активнее был вовлечен в проект Чикагского университета. Парадоксальным образом этот проект больше других раздражал его и чаще других нарушал его принципы благотворительности. Предполагалось, что университет привлечет деньги чикагских предпринимателей, но его начальный целевой капитал превратным образом оттолкнул людей от пожертвований. Куча публикаций в прессе представила университет любимым коньком Рокфеллера. В 1903 году журнал «Лайф» выпустил карикатуру «Богатый Рокфеллеровский университет», на которой женщина держит над головой светильник с надписью «Стандард Ойл», а ее одежды пестрят знаками долларов. Хотя Рокфеллер старательно избегал территории университета и приезжал всего три раза (в 1897, 1901 и 1903 годах), самопожертвование его оценено не было. На каждый его шаг общественность сразу же накидывалась, как на очередную уловку. Как устало вспоминал Гейтс:
«Люди Чикаго перестали вкладывать, лишь по чуть-чуть. Враждебная пресса часто говорила об Университете, как будто это пропаганда «Стандард Ойл», якобы его методы всегда диктуются основателем, его профессоров увольняют, если они не становятся его рупором, а великолепное архитектурное творение Мидуэй-Плейсанс – это памятник славы Джона Д. Рокфеллера, воздвигнутый и поддерживаемый в его личных интересах»37.
Этот миф извратил правду, как доложил Хайрам Браун, шпион Иды Тарбелл, Д. М. Сиддаллу. «Хайрам говорит, что Джон Д. часто упоминает Чикагский университет, но он никогда не кичится деньгами, которые дал ему, и не указывает, что это его частная собственность, – писал Сиддалл. – Он говорит, что Джон Д. часто упоминает людей, которые преподают в Университете, и постоянно хвалит их способности и великие вещи, которые они делают»38. В единственной сфере, где Рокфеллер действительно открыто вмешивался – финансы университета, – он был бессилен против транжиры доктора Уильяма Рейни Харпера. Каждый год Рокфеллер нехотя выделял еще один очередной миллион долларов на увеличение целевого капитала, едва поспевая за своим свободно тратящим президентом. Рокфеллер продолжал жаловаться на хронические дефициты, Харпер игнорировал предупреждения основателя, и между ним и Гейтсом отношения становились все более натянутыми. Рокфеллер ненавидел, когда на него давят, и Гейтс всегда считал, что, если бы Харпер просил меньше, Рокфеллер с готовностью дал бы гораздо больше. Затем в декабре 1903 года Харпера и попечителей вызвали в Нью-Йорк на специальную встречу в частном ведомстве Рокфеллера. Ужасно просчитавшись, Харпер попросил больше денег, несмотря на недостачу в прошлом году. В присутствии Харпера прошло голосование, и ни один из попечителей не поддержал его позицию – унизительный удар. В тот вечер Старший и Младший посовещались, а на следующий день Младший проинформировал совет, что его отец не добавит ни пенни к пожертвованию, пока не будет заткнута дыра в бюджете. Харперу строго запретили расширять существующие факультеты или создавать новые. Эпизод, мучительный для Харпера, сильно расстраивал Рокфеллера, питавшего к нему отцовские чувства.
Постоянное напряжение тем временем подорвало здоровье Харпера. В 1903 году он продолжал жаловаться на усталость, но при этом от природы не был способен на умеренность. Как сказал его сын: «Он часто говорил семье, что знает, что, выполняя так свою работу, укорачивает себе жизнь, но объяснял, что считает, что только таким способом работу можно сделать лучше». Через три месяца после его открытого столкновения с Рокфеллером, Харперу удалили аппендицит. Врачи нашли признаки рака, но были не уверены в диагнозе и не говорили ему до февраля 1905 года. К тому времени болезнь была уже неизлечима, и Харпер не стал выбирать выражения, сообщая Гейтсу: «Это самый очевидный случай казни, объявленной заранее»39.
