Несмотря на всю процветающую коммерцию в прибрежной части города, перспектив получить работу в настоящее время было немного. «Ученика не было нужно, и лишь очень немногие снисходили до вступления со мной в разговор», – вспоминал Рокфеллер29. Дойдя до конца своего списка, Джон просто начал сначала и посетил некоторые конторы два-три раза. Другой давно бы пал духом, но Рокфеллер относился к тому сорту упрямцев, которых отказ только больше наполняет решимостью.
И вот, утром 26 сентября 1855 года он вошел в конторы оптовых комиссионеров и экспедиторов «Хьюитт энд Таттл», на Мервин-стрит. С ним провел беседу Генри Б. Таттл, младший компаньон, которому требовалась помощь с конторскими книгами, и попросил вернуться после обеда. Рокфеллер ликовал, но сдержанно вышел из конторы, спустился вниз по лестнице, завернул за угол и тогда побежал по улице вприпрыжку, чуть не вопя от радости. Для него этот момент все еще был полон высокой драмы, даже уже в пожилом возрасте: «Казалось, от того дня зависело все мое будущее; и я содрогаюсь, когда задаюсь вопросом: «Что если бы я не получил работу?»30 В «горячке нетерпения» Рокфеллер дождался завершения обеденного перерыва, затем вернулся в контору, где с ним теперь встретился старший компаньон, Айзек Л. Хьюитт. Владелец доброй части недвижимости в Кливленде и основатель «Кливленд айрон майнинг компани», Хьюитт должно быть казался великим капиталистом. Тщательно проверив чистописание молодого человека, он объявил: «Мы дадим тебе шанс»31. Фирма, очевидно, срочно нуждалась в помощнике бухгалтера, так как Рокфеллеру сказали повесить пиджак и немедленно приступать к работе, даже не упоминая заработную плату. В те дни не было ничего необычного в том, чтобы подросток отработал некоторый срок без оплаты в качестве обучения, и прошло три месяца, прежде чем Джон получил задним числом свое первое довольно скромное жалование. Всю оставшуюся жизнь он будет отмечать 26 сентября как «День работы» и справлять его гораздо более искренне и весело, чем день рождения. Велико искушение сказать, что настоящая его жизнь началась в этот день, что он заново родился для бизнеса, как будет рожден для Церкви баптистской миссии на Эри-стрит. Вся динамичность, спящая в нем во времена сельского детства, теперь найдет выход в яркой ошеломляющей жизни в деловом мире. Наконец, он был свободен от Большого Билла, бесконечного бегства из города в город, всего сумасшедшего мира детства, перевернувшегося с ног на голову.
* * *
Балансируя на высоком стуле, склоняясь над затхлыми бухгалтерскими книгами в «Хьюитт энд Таттл», новый клерк мог бросить взгляд в окно на оживленные причалы и баржи, проплывающие по реке Кайахоге в квартале от него. Хотя день в конторе начинался на рассвете, в тусклом свете ламп из китового жира, этот мир расчетов Джон никогда не считал сухим или скучным, он «был упоительным для меня – весь метод и система конторы»32. Работа завораживала его, освобождала, обогащала личность. «Круг моей работы был много интереснее, чем обязанности бухгалтера в любом крупном теперешнем деле», – сказал он позднее33. В зрелом возрасте Рокфеллер любил называть себя «лишь человеком цифр» и не находил в бухгалтерских книгах ничего сухого или наводящего тоску34. Джон имел некоторое преимущество, так как помогал Элизе записывать расходы. «Начав работу бухгалтером, я научился большому уважению к числам и фактам, какими бы незначительными они ни были. …У меня прямо до страсти доходило увлечение деталями, увлечение, которое я после принужден был обуздывать»35.
Исследователи истории предпринимательства и социологи подчеркивают первостепенное значение бухгалтерского дела для капиталистического предприятия. В «Протестантской этике и духе капитализма» Макс Вебер определил «рациональную бухгалтерскую отчетность» как неотъемлемую часть духа и организации капитализма36. Для Йозефа Шумпетера капитализм «превращает деньги в инструмент рациональной калькуляции прибыли и издержек, над которой монументом высится бухгалтерский учет по методу двойной записи»37. Кажется естественным, что у Джона Д. Рокфеллера, архетипа капиталиста, проявилось особое влечение к бухгалтерии и почти мистическая вера в цифры. Для Рокфеллера бухгалтерские книги были священными, они помогали принять решение и уберегали от эмоций, ведущих к ошибкам. Они оценивали производительность, выявляли факты мошенничества и показывали скрытые просчеты. В этом неточном мире они привязывали вещи к прочной эмпирической реальности. Он упрекал небрежность конкурентов: «Даже самые способные держали книги в таком виде, что не знали на самом деле, на какой операции они делают деньги, а на какой теряют».
Когда Хьюитт и Таттл поручили Рокфеллеру оплачивать счета, он подошел к задаче с неподдельным усердием, не по годам развитой виртуозностью и «занялся [ими] с бóльшей ответственностью, чем если бы расходовал собственные средства»38. Он тщательно проверял счета, подтверждал точность каждого пункта и аккуратно подводил итог. Он дотошно выискивал ошибки даже в несколько центов и возмутился, когда хозяин соседней фирмы передал своему клерку длинный непроверенный счет за слесарные работы и беспечно сказал: «Пожалуйста, уплатите по этому счету»39. Рокфеллера, только что уличившего ту же самую фирму на завышении стоимости услуг в несколько центов, потрясла такая легкомысленная беспечность. Можно предположить, что Хьюитт и Таттл сами кое-чему научились в экономии у этого молодого строгого приверженца деталей. «Помню, был один капитан, который вечно выставлял требования о компенсации за повреждение груза, и я решил разобраться. Я изучил все счета, накладные и прочие документы и выяснил, что этот капитан выдвигал совершенно необоснованные претензии. Больше он так не поступал»40. По всей вероятности, аккуратность в характере юноши проявилась как необходимость обуздать эмоции, чрезмерная реакция на неупорядоченного отца и суматошное детство.
Помимо написания писем и оплаты счетов молодой Рокфеллер также служил «коллекторским агентством» и собирал арендную плату за недвижимость Хьюитта. Терпеливый и вежливый, он демонстрировал бульдожью хватку, которой от него никто не ждал. Сидя снаружи в коляске, бледный и терпеливый, похожий на сотрудника похоронного бюро, он ждал, пока должник не сдавался. Он напоминал об уплате долга, как будто от этого зависела его жизнь, и опыт, судя по всему, вызывал значительную долю беспокойства. «Сколько раз мне снилось, и снилось до недавних лет, что я пытаюсь собрать эти долги!» – поражался он пятьдесят лет спустя. «Я просыпался, вскрикивая: «Я не могу взять по счету такого-то и такого-то!»41. Отчасти его тревога была связана с тем, что он только ушел от удручающей семейной жизни, и неудача на работе означала бы возвращение к зависимости от отца. Также можно предположить, что, хотя Джон был настойчив, он был и крайне медлителен; как и в школе, некоторые считали его недалеким олухом, который ничего не добьется, и ему приходилось доказывать обратное.
Сколь бы скромной ни была деятельность фирмы, «Хьюитт энд Таттл» стала превосходной школой для начинающего молодого бизнесмена и открыла перед Рокфеллером необъятную вселенную коммерции. Большинство предприятий перед Гражданской войной все еще специализировались только на одной услуге или товаре. Хьюитт и Таттл, напротив, брали на комиссию широкий ассортимент товаров. Начинали они с продуктов питания, но за три года до прихода Рокфеллера положили начало импорту железной руды с озера Верхнего. Фирма полагалась на железные дороги и телеграф, технологии, которые тогда произвели революцию в американской экономике. Как отметил Рокфеллер: «Это раскрыло мне глаза на транспортные перевозки», – что немало, учитывая последующие спорные отношения «Стандард Ойл» с железными дорогами42. Даже простая поставка в Кливленд вермонтского мрамора требовала сложных вычислений затрат на перевозку по железной дороге, каналу и озеру. «Утерю, убытки от порчи товара во время транспортирования надо каким бы то ни было способом разнести по этим трем различным статьям транспортирования. Необходимо было все остроумие юного ума, чтобы решить эту проблему к общему удовольствию всех заинтересованных, среди которых не последнее место занимал мой хозяин»43. Рокфеллер никогда не упускал никакой деловой опыт.