26 сентября 1913 года девять тысяч рабочих в КФА забастовали, требуя признания профсоюза и улучшения условий в части рабочих часов, заработной платы и проживания. В боевом письме Младшему Бауэрс обещал сопротивляться, пока «наши кости не побелеют, как мел в этих Скалистых горах». С Бродвей, 26, Младший приветствовал его воинственный настрой. «Мы считаем, что вы поступаете правильно и справедливо и что позиция, которую вы заняли относительно объединения в союзы на шахтах в интересах сотрудников компании». Затем добавил, и его слова прозвучали жутковатым повтором: «Каков бы ни был исход, мы будем с вами до конца»10.
Угольные компании сделали шаг, еще больше обостривший ситуацию – выгнали бастующих из домов, принадлежавших компании, вызвав массовый исход рабочих и их семей. Изгнанники разбили за территорией компании палаточные городки, самая большая концентрация людей сформировалась в месте под названием Ладлоу. К концу сентября бастовали более одиннадцати тысяч из почти четырнадцати тысяч рабочих, работа шахт в Колорадо практически остановилась. Так как обе стороны запаслись оружием, в воздухе над палатками запахло кровопролитием. Помощникам шерифов, зарабатывающим по три с половиной долларв в день, выдали ружья, и они оцепили земли КФА.
Опасаясь, что союзы начнут превозносить любую встречу, как уступку, хозяева шахт отказывались даже разговаривать с организаторами. В далеком Нью-Йорке Рокфеллеры получали крайне искаженную картину событий, так как Бауэрс кормил их причесанными отчетами, в которых организаторы союзов представали как обычное хулиганье. «Когда подобные люди собираются с низкопробными профессорами колледжей и еще более низкопробными писателями в журналах «разгребателей грязи» и к тому же с безвкусными проповедниками… и позволяют себе нападать на коммерсантов, создавших великие отрасли производства… пора принять активные меры», – метал громы и молнии Бауэрс11. Младший держался в стороне от этих событий, не желая усомниться в руководстве или, возможно, не желая пачкать руки таким грязным делом.
17 октября начались открытые военные действия, забастовщики и помощники шерифов обменялись выстрелами в палаточном городке. К моменту, когда битва закончилась, шерифы с грохотом въехали в городок на «Машине смерти», выпустив пулеметную очередь и убив несколько забастовщиков. Для устрашения рабочих КФА направляла на колонию ослепляющие прожекторы. Бауэрс подробно сообщал Младшему о винчестерах и револьверах, пронесенных бастующими, но молчал о собственном обширном запасе боеприпасов, включая автоматы.
С началом стрельбы губернатор Элиас Аммонс, желающий, как лучше, но не понимая, как поступить, отправил Национальную гвардию Колорадо восстановить порядок. Вместо того чтобы действовать беспристрастно, гвардия в первую очередь защищала собственность компании от шахтеров. 30 октября президент Вильсон вмешался, потребовав у Джесси Уэлборна из КФА «представить полное и откровенное объяснение причин, которые привели их к отказу от мирных переговоров и решения вопроса, ставшего теперь критическим»12. Вместо сдержанного ответа Бауэрс отправил Вильсону шокирующую диатрибу на шесть страниц, отказываясь признавать союз как нечто немыслимое: «Мы не согласимся, даже если все шахты будут закрыты, оборудование уничтожено, а инвестиции обесценятся»13. Так как ОГА пригласил легендарную личность, Мэри Харрис Джонс – больше известную как Матушка Джонс, – Уэлборн пересказал президенту злобные кривотолки о ее предполагаемом начале карьеры в борделе. Младший посмотрел этот ответ и, будучи уверен, что неприятности идут от забастовщиков, превознес «энергичность, честность и твердость» поведения КФА. Когда министр труда Уилсон попросил Младшего о сотрудничестве, тот уклонился от ответственности и выразил уверенность в руководителях КФА, которые «всегда были внимательны и к благополучию сотрудников, и к интересам акционеров» 14. Рабочие забастовали, утверждал он, потому что их терроризировали организаторы профсоюзов: «Неспособность наших людей продолжить работу происходит только из их страха перед нападениями и убийствами»15. Старший разделял это печально ошибочное мнение. Младший проинформировал Бауэрса: «Я знаю, что отец наблюдал за событиями «Фьюэл компани» в последние несколько месяцев с необычайным интересом и удовлетворением»16.
В том декабре Колорадо накрыла ужасная снежная буря. Двадцать тысяч мужчин, женщин и детей мерзли в своих палатках, но позиция Младшего стала только жестче. Хотя отец его и подталкивал, но он явно был главной фигурой во время забастовки. Младший впервые оказался мишенью в спорных политических вопросах Рокфеллера. В марте 1914 года его вызвали дать показания перед подкомитетом Палаты представителей по шахтам и горному делу, и Младший видел, что должен увековечить благородное наследие отца. «Отец был величайшим свидетелем в суде, – сказал он. – Никто не мог поколебать его или загнать в угол, и он никогда не терял самообладания. Передо мной был этот великий пример, я не мог подвести его»17.
6 апреля 1914 года. член Палаты представителей Мартин Д. Фостер из Иллинойса допрашивал Младшего перед подкомитетом. Младший, спокойный и уравновешенный, признал ряд фактов, и критики считали, что он себе вредит, но сам он говорил с гордостью: лично он не сделал ничего, чтобы прекратить забастовку; не посещал Колорадо десять лет; не посещал собрания КФА с начала забастовки; не знал ни о каких недовольствах рабочих; не знал, что компания наняла детективов «Болдуина – Фелтса». Фостер счел это убийственным самообвинением:
ФОСТЕР: «Итак, вы не думаете, что ваш долг как директора этим не ограничивается?»
МЛАДШИЙ: «Мы десять лет проверяли… одного из людей во главе».
ФОСТЕР: «Вы не думаете, что ваш долг этим не ограничивается?.. Не считаете, беспокоясь о благополучии других граждан Соединенных Штатов, что более близкие отношения между руководителями и … шестью тысячами углекопов, работающими под землей, многие иностранцы, необразованные и незнакомые с обычаями этой страны, стали бы поддержкой и помогли бы им стать лучшими гражданами?»
МЛАДШИЙ: «Как раз потому, что я глубоко заинтересован в этих людях и всех рабочих, я предполагаю придерживаться политики, выбранной руководителями, которая представляется мне и в первую очередь, и всегда в интересах страны»18.
В кульминационный момент Фостер задал вопрос, согласится ли Младший добровольно лишиться всей собственности и видеть, как убивают его рабочих, лишь бы отстоять открытое предприятие – принцип, что рабочий не обязан быть членом профсоюза, даже если об этом договорились остальные рабочие – Младший ответил: «Это великий принцип», – и сравнил его со священными идеалами свободы, за которые велась война за независимость19.
Предприниматели забросали Младшего поздравительными телеграммами, в восторге от того, как он отстаивал их привилегии. Сетти, со слезами радости за выступление ее мальчика, отправила ему телеграмму, что его показания «протрубили, как горн… в борьбе за принцип»20. Старший ликовал не меньше и написал одному другу: «Он выразил взгляды, которых я придерживаюсь и которые внушались ему с раннего детства»21. До того момента Младший не имел акций в компании в Колорадо и действовал только как доверенное лицо отца. Теперь Старший, в награду за его свидетельство, передал ему десять тысяч акций КФА. До завершения месяца акции покажутся проклятием, которое он по неведению наложил на сына.
