Когда Рокфеллер поглотил конкурирующих нефтепереработчиков, он оставил заводы с современным оборудованием и закрыл обветшалые. Но невозможно сократить размеры промышленности и сдержать цены, если хозяева, продавшие свои отжившие заводы, просто возьмут деньги и откроют новые. Рокфеллер, необремененный антимонопольными законами, заставил переработчиков подписать контракты, запрещавшие возвращаться в нефтяной бизнес. Эти соглашения – их сегодня объявили бы незаконными и ограничивающими торговлю – Рокфеллер рассматривал как священные обязательства. По большей части их честно соблюдали, хотя в нескольких случаях Рокфеллер тащил нарушителей в суд.
При всей шумихе о хищной тактике Рокфеллера, многие переработчики не подчинились, и десятки маленьких независимых предприятий выжили за пределами «Стандард Ойл». Рокфеллер заманил многих из них в свой лагерь на промежуточной стадии, которую назвал «договоренностями», по которым «Стандард Ойл» гарантировала определенный уровень дохода, если они согласятся установить потолок производства. Это позволило «Стандард Ойл» ограничить объемы конкурентов и сделало Рокфеллера, за сто лет до Организации стран-экспортеров нефти (ОПЕК), главным администратором широкомасштабного нефтяного картеля. Во многом, как ныне лидерам ОПЕК, Рокфеллеру приходилось рассматривать требования на увеличение квот от нетерпеливых членов и справляться с извечной проблемой картелей: как предотвратить мошенничество. Когда перегонщики с договоренностями превышали назначенные им объемы, «Стандард Ойл», как компенсирующий производитель, сокращала собственное производство, чтобы сохранить цены – в точности та же дилемма, перед которой стояла Саудовская Аравия, крупнейший в мире экспортер в 1970-х годах. Эта ситуация укрепила Рокфеллера в намерении владеть конкурирующими фирмами, а не просто возглавлять конфедерацию вечно недовольных.
* * *
В чем Рокфеллер отличался от собратьев магнатов, это в желании быть и богатым, и добродетельным, и претендовать на одобрение небес. Вероятно, ни один предприниматель в истории Америки не чувствовал такую уверенность в том, что он находится на стороне ангелов. Критики поспешили разглядеть льстивое лицемерие у этого слуги Бога и мамоны и удивлялись, как его религиозные убеждения не мешают его склонности брать. Рокфеллера превратили в коварного Макиавелли или собирательный образ из романов Бальзака – набожного, хитроумного святоши, который прилежно посещает церковь по воскресеньям, а в остальные дни давит соперников каблуком. Более щедрые критики утверждали, что он просто ведет две параллельные жизни, полностью разделяя общественное и личное. Сам Рокфеллер не чувствовал никакой непоследовательности и всегда настаивал, что его личную и коммерческую деятельность следует судить по одним стандартам. Много лет спустя, Уильям О. Инглис прочитал ему суровые слова Джона Мильтона о короле Карле I: «Его личные добродетели не важны. Ведь если днем он притесняет и отбирает, можно ли назвать его непорочным, раз молится всю ночь и все утро?» В ответ Рокфеллер воскликнул: «Хорошо сказано! И нефтяники должны выдержать такое испытание»93. Очевидно, он полагал, что его собственное поведение в бизнесе выдержит самую суровую проверку.
Утверждать, что Рокфеллер был лицемером, прячущим свою жадность за набожностью, было бы слишком поверхностно. Он следовал голосу пылкого рвения, а не низкого коварства. Он был искренним, пусть и пекущимся о своих интересах посетителем церкви и, даже если и заблудшим, чрезвычайно набожным. С ранних лет он научился использовать религию и истолковывать христианскую доктрину и во благо, и во вред, подстраивая под свои цели. Церковь дала ему образы и идеи, которые не сдерживали его, а, наоборот, позволяли идти дальше с чистой совестью. Религия одобряла и его деловые проступки, и его благотворительные дары, подкрепляла его сильнейшие порывы. Религия не просто делала его великим, она вооружила его теологическим оправданием своих действий и, возможно, не позволяла увидеть их жестокие последствия.
В качестве подтверждения сказанного: Джон Д. рассматривал Бога как союзника, вроде почетного акционера «Стандард Ойл», щедро благословившего судьбу компании. Вот его пылкие слова репортеру:
«Я убежден, что умение зарабатывать деньги – это дар от Бога, как и врожденная склонность к искусству, музыке, литературе, таланту врача, медсестры, вашему, который следует развивать и применять в силу своих возможностей на благо людям. Будучи наделен таким даром, я верю, что мой долг зарабатывать деньги и еще больше денег и использовать их на благо моих собратьев, по велению моей совести»94.
В глазах Рокфеллера христианство и капитализм идеально сочетались и, учитывая его серьезный вклад в дела церкви, было бы странным, если бы его деятельность не пропиталась его видением евангелического протестантизма. Даже бурение и очистка нефти были окутаны таинством. «Весь процесс казался чудом, – сказал он однажды. – Каким благословением нефть стала для человечества!»95 Заступаясь за свою нефтяную монополию, Рокфеллер всегда демонстрировал качества баптистского проповедника. Ему нужно было придать своей агрессивной деловой тактике возвышенную цель и возвысить свои материальные замыслы до святого похода. Столкнувшись с неряшливостью нефтяной промышленности в начале 1870-х годов, он мысленно преобразовал «Стандард Ойл» в эквивалент баптистской церкви. Его карьера короля треста стала для него христианской сагой, путем пилигрима, где он был достойным подражания человеком, спасающим грешных нефтепереработчиков от их ошибочного пути.
Больше всего поражает и в подробном интервью Инглиса, и в других высказываниях Рокфеллера, что каждый раз, приводя доводы в пользу «Стандард Ойл», он прибегал к общеизвестным религиозным образам. «Стандард» была архангелом, спустившимся с небес и говорящим: «Забирайтесь в ковчег. Оставьте свое старье. Мы возьмем на себя все риски!»96 Он говорил о «Стандард Ойл», как о «Моисее, который увел их [перегонщиков] от их безрассудства, несущего такое разорение в их судьбы»97. Обвинения в уничтожении конкуренции вызывали у Рокфеллера негодование: «Повторяю еще раз, это не означало уничтожить и выбросить; это было строительство и соблюдение всех интересов… в наших попытках наиболее героических, с благими намерениями – я бы даже сказал, почтительно, Божескими – вытащить сломленную промышленность из пучины отчаяния, [за что] нас обвиняют в преступных действиях»98. «Стандард Ойл» не была бандой преступников, а «оказала миссионерскую услугу всему миру. Это громкое заявление, но это святая истина»99. Далее: «Стандард Ойл» построена на столпах веры и труда»100. Он приписывал «Стандард Ойл» «спасение нефтяного дела и превращение его из постыдных, азартных махинаций с добычей в достойное занятие»101. Сам Рокфеллер и его компаньоны были «посланцами света» и с состраданием относились к слабым конкурентам, но их терпение не было безграничным, так как они не могли «остановить машину спасения в своем великом предприятии, так много значившим для покупателей по всему миру»102. Если из-за руководства «Стандард Ойл» его подвергали ярым гонениям, именно такого мученичества он и ожидал.
Рокфеллера часто называли социальным дарвинистом, видевшим в суровой конкурентной борьбе оздоровительный процесс, который шел на пользу предприимчивым и наказывал ленивых. И он действительно решительно возражал против любой правительственной программы или частного благотворительного проекта, которые лишали духа самостоятельности. И все же Рокфеллер мог придерживаться несовместимых взглядов по важным вопросам, и его философское обоснование объединения прочно базировалось на прямом отказе от социального дарвинизма:
