— А я не уверена, что сумасшедшая именно она. Она боялась маму, как маленький ребенок. А вот чего боялся ты, когда женился на женщине, которую не любишь? Потерять сытую жизнь, да?
Я тут же получила назад потерянную свободу. Матрас снова скрипнул и прогнулся: Валера сел ко мне спиной, и голос его прозвучал глухо:
— Ты хочешь копаться в прошлом или строить будущее? Со мной. Со мной тем ты не хотела встречаться и правильно делала. Со мной нынешним ты согласилась лечь в постель. Так какого хрена, — он обернулся, — ты слушаешь россказни моей матери обо мне том? Меня нынешнего она не знает. Меня никто не знает. Ты — первая, кому я открылся. И ты единственная, от кого мне так больно получать оплеухи. Я взял из прошлого только детей. И все. Я не хочу всех этих фантомов вокруг. Это новая кровать, — он вдавил пятерней матрас рядом с моим бедром. — В ней Наташи не было. В ней ни одной бабы до тебя не было, и я пообещал тебе, что и не будет. Что тебе не хватает, скажи? Мне скажи! Не матери, не сестре — мне.
Он протянул руку, отвел от лица мою и тронул щеку: щека была мокрой.
— Мне страшно, — прошептала я, закусывая нижнюю губу.
Валера провел ладонью по другой щеке.
— Мне тоже страшно. Я никогда и не был сильным. Но хочу попытаться им стать. Для тебя, для детей. И если ты в этом участвуешь, то выкладываешься на все сто, как и я. Иначе бесполезно что-либо делать, проект под названием «семья» не выгорит. Ну же…
Он сомкнул пальцы вокруг моих запястий и развел руки в стороны.
— Обними меня. Скажи, что я хороший. Ласка и собаке приятна, а бездомной в сто крат приятней… Да, мы еще Бусю забыли. Она третий ребенок, самый беспроблемный, если ее вовремя кормить… И выгуливать. Вот бы и с людьми так же легко было. Как в сказке…
Я вырвала руки и сомкнула пальцы на широкой Валеркиной спине, уткнулась носом ему в грудь и вдохнула аромат геля для душа, который еще хранили светлые завитки.
— А если не получится? — выдохнула я, трогая их губами.
— Попробуем еще раз, но тем же составом. Или в увеличенном численно.
Я оттолкнула его и заткнула одеялом, накинув его Валерке на голову, но от рук его не избавилась — они ловко затянули меня под одеяло.
— Дверь открыта.
— Я в курсе, — прошептал Валера мне в губы. — Я только рот тебе закрою, чтобы из него больше не вылетело ни одной гадости, хотя бы сегодня. Хорошо?
Я согласилась, но только на один поцелуй.
Глава 70 "Среда"
Среда прошла как в анекдоте — мы ее честно проработали. Никита, вернувшись из школы, нашел посреди гостиной пирамиду из новых ящиков, которые я привезла из гаража, и теперь мы сумели проиграть все сказки Биссета и даже напоить чаем дракончика и его бабушку. Про бабушку Лену мы тоже поговорили — совсем немного, но неприязни в словах Никиты я не заметила. Про прабабушку он пожал плечами, и я поняла, что ее он видел еще меньше Елены Михайловны. Про наш ночной спор с его отцом Никита вежливо промолчал — сомневаюсь, что не слышал. Просто повел себя верно с точки зрения семейной дипломатии. Потом согласился поработать грузчиком — всего-то шесть ящиков отнести: три на завтра, остальные к воскресенью.
— Вы поговорили с папой по поводу подарка Сеньке? — спросил, уже складывая в багажник гитары.
Я зажмурилась — совсем из головы вылетело.
— Забыла, — не стала врать.
Да и не соврешь Никите: он все видит, слышит и чувствует. На вранье уже полегло два поколения Терёхиных, надо спасти хоть нынешнее. Спросит Никита что-то серьезное про ночь, отвечу по-серьезному, но не буду бежать впереди паровоза. И все же на дачу мы приехали раньше Валеры, которого за завтраком я убедила не оставлять машину в городе без присмотра.
Нам с Никитой обрадовались — мне так показалось. Правда градус радости был разный: если у Сеньки, повисшего на моей шее, получилось пятьдесят градусов в тени, то у тети Тани радость стремилась к нулю — вздрогнуть можно, но мороз не кусает нос, хотя и просит держать его по ветру.
— А Валера когда приедет? — спросила она якобы из-за ужина.
— А он когда-то приходил домой по часам? — дала я отпор совершенно спокойно. — И почему вдруг что-то должно поменяться?
Мы с Сенькой оккупировали стол в столовой и объявили всем, чтобы нас не тревожили, даже Геля. Листочков я распечатала целую пачку, и теперь мы смело зарылись с головой в груде восковых мелков всех цветов радуги и не желали вылезать из нее даже ради ужина.
— В чем ваша проблема, тетя Таня? — говорила я уже на повышенных тонах, разозленная очередным вторжением. — Ребенок не умирает с голоду и не валится с ног от усталости. О каком режиме идет речь? Я не первый день с детьми. Я сестру вырастила. В таком возрасте режим уже не обязателен, и ему завтра не в садик. И вообще кто отвечает за ребенка, вы? Или все же Геля? — добавила я тут же, чтобы стрелки плавно не перевелись на меня, пока что постороннего человека. — Вот когда она скажет, что ему пора ужинать и спать, тогда он и пойдет. А так, может, с папой поужинает и хоть узнает, что у него есть папа.
— А то он не знает! — выдала Татьяна Васильевна тоже довольно громко.
— Вашими стараниями — нет. Теперь будет знать — моими. Можно нам не мешать?
Она ушла, очень громко, а Геля минут через пятнадцать зашла в столовую довольно тихо.
— Ничего, ничего, — сказала тотчас, присаживаясь у края стола. — Я просто посидеть с вами.
И подмигнула мне — отлично: с Никитой воюем против папы, с Гелей — против тёти Тани. Перманентное состояние войны какое-то получается!
— Сеня, а почему у тебя небо зелёное? — спросила Геля, придвигая к себе листок с одним из вариантов уорхоловских «Четырёх цветов».
— Потому что я так хочу, — ответил ребёнок правильно, а я добавила, будто из написанной мною методички:
— Творчество Энди Уорхола учит детей не бояться экспериментировать с цветом. Подумайте, как родители учат детей рисовать? Небо — голубое, трава — зеленая, песок — желтый, снег — белый… Мы создаем в голове ребенка стереотипы и останавливаем полет фантазии. А если позволить ему творить независимо от нашего взрослого мнения, то можно увидеть, что небо он нарисует фиолетовым или зеленым, а на вопрос почему, ответит — «а мне так нравится». Может, в этом нет ничего плохого?
— Я с вами не спорю. Я просто спросила, — стушевалась несчастная нянька.
— Я тоже просто объяснила свой подход, — смутилась и я. — Извините, если грубо. Просто я немного устала…
— А ты, Сеня, устал? — переключилась няня с меня на ребёнка.
Художник тут же замотал головой. И собака замотала — размазывая по моим коленям слюни, потом тявкнула, вылезла из-под стола и почапала в коридор. Папу мы дождались, хоть и проворонили его приход. Сеня со стула не сорвался, но я все же заметила его вопросительный взгляд, обращённый к няне. Пока Геля соображала, как поступить, Валера сам вступил в гостиную.
