— Он занят.
Мне бы раньше обернуться, тогда и вопросов бы не возникло. Он долбил айпад. Что ж — все при деле. Только жаль, что тот, кто держится сейчас за руль, в этой семье совсем не рулевой.
Глава 55 "Настоящая сказка"
— Здравствуйте…
И прочие приветствия продолжались довольно долго. Леша всевозможными способами пытался вызвать на лицах Терёхинских мужчин улыбку, но безрезультатно. Валера стоял с абсолютно каменной рожей — с такой, впрочем, он уже вошел в любезно открытую нам дверь. Леша сразу сообразил, что от приветственного объятия стоит отказаться. Да, не стоило говорить ему про помощь театру, но кто ж тогда знал, что все так обернётся…
Валерий Витальевич очень хорошо скрыл от меня свои захватнические планы. Может, и сейчас он тоже всеми силами пытался скрыть от посторонних наши неделовые отношения, но выходило это к него из рук вон плохо. Невооруженным взглядом видно, что…
Нет, сейчас я ничего не хочу видеть и думать… Про вечер и про… Про то, что я не смогу сказать ему — ночуй со своими детьми один. Он ведь знает, что я мямля и пользуется этим. Да весь его план по моему окольцовыванию на этом построен.
Скворец, конечно, птица говорливая и любит подражать разным звукам, и я готова была немного ему подпеть. Немного! Но вдохновлённый легкой победой Терёхин забыл, что скворец не любит, когда его сажают в клетку. Надеюсь, Валерий Витальевич не читал у Горького про бабушкиного скворца и не знает, что птичке сначала нужно крылышко отрезать и ногу сломать, чтобы она согласилась, сидя в клетке, повторять слово в слово за тем, кто ее кашкой кормит… Господи, еще неделю назад я была вольной птицей! А тут собственноручно отдала ключи от своей свободы. Ни машины, ни ключей от квартиры, где мои куклы лежат…
— Я справлюсь с детьми!
Это Валера ответил на какое-то — я ничего не слышала из-за собственных мыслей — предложение Леши.
— Да я не сомневаюсь. Просто… — Леша на секунду запнулся. — Я не хочу, чтобы вы куда-то ходили… — снова заминка. — Я не смогу потом открыть вам дверь.
— Хорошо, я останусь здесь, — отрезал Терёхин и голосом, и взглядом последний мой путь к отступлению.
— Не здесь, а в соседнем зале. Там мячи есть… Ну, в футбол можно сыграть… Тут мы будем в костюмах. Нельзя детям портить сказку…
— А я все равно знаю, что ты серый волк, — качнула хвостиком Ева. — А ваша мама будет феей. У нее платье светится в темноте…
— Она нам не мама, — отрезал Никита еще жестче, чем его отец. — Наша мама умерла.
Арсений хлопал подле брата белесыми ресницами.
— У меня тоже нет мамы. Она в больнице… — ответила Ева тихо, глядя на мальчишек в упор.
— Наша умерла в больнице, — продолжал Никита начатую атаку.
— А моя в больнице не дает людям умереть. Папа называет ее феей.
Наверное, Никита успел бы что-нибудь эдакое ответить, не схвати его папочка за руку, вместо Арсения.
— Пойдем!
Арсения взяла за руку Ева, а мне оставалось только схватиться за сердце. Дверь хлопнула. Леша выдохнул, но ничего не сказал. Молодец, что не начал извиняться. Тут все виноваты, но он лично и его дочь меньше всего.
— Сейчас пройдем с куклами или уже в костюмах? — спросил Лешка малость обреченно.
— Как тебе удобно. Ты там главное не переживай. Мальчики сыты и не сожрут твою девочку.
— Вы давно это…
Вопрос он не закончил и пошел к ящику на сцене, из которого по сценарию вынимали кукол.
— Очень. Пятнадцать лет. На вторых ролях. Роль примы мне не удается, как видишь…
Ох и вру я, но в правду тут никто и не поверит.
— Не хилый срок… Теперь пожизненно сесть решила? У старшего возраст поганый, а с мелким справишься, ты умеешь, — тараторил Лешка, согнувшись над сундуком. — Со своим только не спеши. Все испортишь.
— Не собираюсь спешить. Мне этих двоих выше крыши… Мои дети — куклы.
Лешка поднял голову и усмехнулся:
— Иди тогда и займись тогда своими детьми. Сколько они тут без материнского присмотра валяться будут?
Улыбнулась я искренне, но от сердца не отлегло. Я уже не боялась спектакля. Афтепати меня пугала куда больше. И я с такой искренне-фальшивой улыбкой встречала музыкантов и актеров, что мне верили, обнимали, шутили, делились новостями — и никто не знал о присутствии за стенкой как-то связанных со мной монстров.
С ними я никогда не буду петь в унисон, а тут я даже в ноты умудрилась попасть. К счастью, зал маленький и микрофонов не требовалось. Мне хватало тяжелой батарейки на поясе, пульт от которой лежал в кармане нашей «Мамы-Козы», которая собиралась развлекать достопочтенную юную публику перед началом театрального действа. Потом она нажмет на кнопочку, и мое белое платье вспыхнет всеми цветами радуги. Ну, не совсем белое — лиф из небелоснежного меха, а на складках юбки черные нашивки превращают ее в крылья бабочки. Ну, а вшитые в швы лампочки превращают меня в елочную игрушку. На пороге лета!
Кринолин и подъюбники впервые сыграли со мной не злую, а добрую шутку: я не могла выглянуть в зал, чтобы удостовериться, что Валерка никого не прибил. Убытки будем подсчитывать после спектакля, и если кого не досчитаемся, это всецело папочкина вина. Наша Коза уже вовсю козлила с малышами, пока музыканты якобы разогревались. Ее французский прононс стал просто великолепным: она знакомилась со зрителями на манер иностранной песенки: Bonjour, Nadine — говорила Наде и спрашивала Comment ça va? А потом учила ребенка отвечать «Merci».
Однако ж мне хотелось пойти все же по оригинальному тексту — у меня действительно все было «сomme ci, comme ça» и даже больше, чем просто так себе. Ночь с Валеркой — это одно, а вот с его детьми — совершенно другое, на что я не подписывалась. Даже если он в рыжей своей башке решил, что раз мы с треском провалились ночью, то больше нечего скрываться… Ладно, со старшим шила в мешке не утаишь, но зачем он вмешал в наш романчик малыша, который ничего не знает про «маму»?
— Ах, не прост этот мост Авиньонский, Авиньонский. Там весь год напролет песни, танцы, хоровод, — неслось из зала вместе со слоновьим топаньем.
Боженьки, у меня тараканы таким же табуном скачут, и мост между бредом и здравым смыслом сегодня точно рухнет! Ох, ребятушки, ох козлятушки… Ваш отец определенно Козел с большой буквы!
— Мальчики делают вот так, и потом ещё вот так… — продолжала наша Коза козлить с чужими козлятами.
А мой взрослый мальчик сделал так, что мне действительно, как девочке, хочется сделать вот эдак… Правда, я еще не решила, как именно отплачу ему. Но сухим из воды он точно не выйдет!
В душе все аж переворачивалось. Я жалела, что позавтракала. Тошнота накатывала волнами — боже, такие нервы у себя я и на Госах не помню! Когда Леша, уже в образе волка, случайно задел меня плечом, мне пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. Нельзя думать о плохом, нельзя… Я сейчас не я и роль мамы все равно не моя роль. Сейчас я фея. И вообще по жизни я сказочница. И в Терёхинский дом явилась в качестве сказочницы, а не для того, чтобы играть во взрослые сказки тысячу и одну ночь и так по кругу год за годом…
