— Вы где?
Терёхин не выдержал через час — позвонил.
— Мы гуляем. Не дома же сидеть! Лучше на качелях…
Да, дома тоже явно были качели, только эмоциональные. Терёхин начал с наезда, а под конец попросил довольно тихо поторопиться. Я пообещала быть к нему доброй. И мы ушли с детской площадки в магазин.
— Я не знаю, — отвечал Сенька на все мои вопросы по поводу того, что он ест.
Я даже спросила ради шутки:
— Ты что, первый раз в магазине?
И он кивнул.
— Ну давай хоть по коробочкам узнаем твои хлопья…
Тетя Таня старательно пересыпала все в банки. Небось в трехлитровые, по старой памяти, вместо огурцов! Бедный Сенька смотрел на ряды коробок, как баран на новые ворота. Именно что — даже не скажешь, что у него глаза разбежались, потому что он ни за что не хватался.
— Ты ешь гречневую кашу?
Он кивнул, точно болванчик.
— Пошли. Вопрос завтрака решен.
Оставалось с ужином разобраться.
— Вот!
Ну, глазированные сырки из упаковки не вынешь — пришлось брать. Вообще много чего пришлось брать — и только на кассе по количеству пакетов я сообразила, что без машины это не утащить. Но тяжелую половину мне уже пробили, и на ленте оставались только сырки да бублики. От них я не могла отказаться из-за ребенка. Пришлось попросить пробить еще один пакет. Быстро перепаковав в него все легкое, я вручила личные покупки лично Арсению. Он взял пакет без всяких разговоров. Только пришлось подвязать ручки, чтобы пакет не волочился по земле. И попросить самостоятельно держаться за кофту, так как у меня обе руки заняты пакетами — теперь Терёхин точно может сказать, что я могу прожить у него месяц безвылазно. Только без них!
— Какой молодец, маме помогает… — умилилась старушка, с которой мы столкнулись на улице, как только вышли из магазина.
Я сжала губы и лишь растянула их в улыбке, не обнажив стиснутые зубы — авось мелкий не услышит. Ага, конечно…
— Ты — моя мама?
Я с трудом разомкнула губы, и то только после того, как Арсений, не получив ответа, сильнее дернул меня за кофту.
— Нет.
— Няня?
— Нет. Я Саша. Просто Саша.
— Саса?
Вот именно…
Глава 58 "Страшные люди"
— Позвонить не могла? — то ли напустился на меня, то ли просто ахнул Терёхин, открыв дверь.
Со входной нам повезло — я успела крикнуть, чтобы для нас ее придержали.
— Ты видишь у меня свободные для телефона руки?
Только тогда он сообразил забрать у меня пакеты — да, быстро мозг атрофируется к простым бытовым вещам, когда ими не занимаются от слова совсем. Сейчас выдаст, что подпишется на сервис по доставке продуктов на дом. Ну да, так и вышло — читаю Терёхина, как открытую книгу.
— Тогда твой ребенок точно будет думать, что хлеб на елках растет…
— У него бабушка печет сладкий хлеб, так что не будет… Никита, ты можешь уже взять пакеты?
Ну да, донести покупки до кухни — это для его папочки задача непосильная.
— И убери все, что надо, в холодильник! — крикнула я Никите в спину и добавила почти шепотом. — Если знаешь, что куда…
— Я не дебил! — отозвался он довольно громко.
Да, со слухом у него тоже все в порядке, так что папочке нужно срочно заклеить рот скотчем.
— И чего стоишь? Няньки нет. Я помогать тебе тоже не собираюсь, — занялся папочка вторым сыном.
И Сенька сел прямо на пол, чтобы разуться.
— Гусары, молчать! — успела я схватить за руку его отца. — Ему после горок все равно переодеваться надо. Стиральная машина работает. А вы все сделали на завтра?
— Я же еще вчера сказал, что закончил домашку! — ответил Никита, хотя я задала вопрос его отцу.
Парень превратился в слух — ну, что и следовало ожидать. У него все сенсоры заработали с удвоенной силой, особенно обоняние, чтобы понять, откуда ветер дует.
— Тетя Саша, можно кусок торта?
— А я не все съела разве?
— Я вам оставлю. Можно?
— Сделай для всех чай.
— Хорошо.
И через секунду:
— А где взять чай?
Я пошла в кухню босиком — не сообразила прихватить в магазине дешевые тапочки. А свои оставила дома у мамы — я ведь туда еще вернусь или уже нет?
— Никита, кто здесь живет: я или ты?
— Вы…
Это я зря брякнула. Наши взгляды встретились — скрестились, аж искры полетели. К обоюдному счастью, между плечами остался небольшой зазор, когда я протянула руку к кухонному шкафчику.
— Никита, тебе это не нравится?
— Что — это? — выдал он жестко, не отведя взгляда.
И мне пришлось доставать коробочку с чайными пакетиками на ощупь: к счастью, ничего на нас не упало. Особенно на Никиту — и так я свалилась ему снегом на голову. Или того хуже — кирпичом. Со всем своим вызовом во взгляде он стоял передо мной абсолютно пришибленный.
— Это я. Я тебя раздражаю своим присутствием?
— Мне все равно.
— Даже если мы будем жить вместе?
— Даже если… А мы будем?
— Я не знаю. Но все возможно. Но если ты хочешь, я поеду домой.
— Чтоб он меня здесь прибил, да?
— Ты его боишься?
Мне вдруг снова сделалось не по себе, как с Марианной, когда та сообщила про возведенную на отца напраслину. А если это правда?
— Нет. Это я в шутку сказал, — глаза не отвел, но в них ничерта ж невозможно прочитать. — Хотите пойти с ним куда-то, поставьте Сеньке мультик. Мне все равно делать нечего без телефона.
— Опять телефон?
У его отца, к нашему всеобщему облегчению, уши, как у слона, не выросли. Но вот слоновье терпение ему бы не помешало — это точно!
— Без телефона жизни нет, да?
— А что мне еще делать? — насупился Никита: сейчас как закипит, вместо чайника.
— Шахматы тащи. Сыграем.
— Не хочу.
— Я хочу.
— Ну и что?
— Так! Чай будет через полчаса, — выдала я шепотом злой Бастинды. — Можете разбежаться по разным углам, если не хотите быть вместе… Сеня!
Я вернулась в прихожую и обнаружила ребенка уже разутым, но по-прежнему подпирающим собою входную дверь.
— Иди руки помой! — попросила я чуть громче, чем говорила с его братом.
И Арсений пошел в ванную — боится незнакомых людей или привык делать все только по команде? С чистыми руками я повела его в детскую в надежде найти хоть какую-то одежду. В комоде лежала даже пижама, аккуратно сложенная, но до ночи еще, увы, далеко. Мы прошли на балкон и уселись на коврик разбирать коробки. Конечно, он давно перерос мои грибочки и осенние фетровые листочки, но мне ничего другого не оставалось, как опустить его в развитие до уровня двухлеток, хотя… Порой и старшие дети с удовольствием копаются в театральной мишуре.
