– Ничего. Вперед. На север.
* * *
Как оказалось, стрелять себе в лоб совсем не страшно. Я и заметить ничего не успел. Курок привычно качнулся, и все.
На Матади мы вышли через два дня. Валька полу-труп, высушенный, со стертыми до костей ногами. Я гнал его перед собой прикладом. Потом тащил на горбу. Потом тащил за собой, ухватив за воротник, двигаясь на четвереньках, на брюхе. Я застрелил двух черномазых, которые сунулись к нам посмотреть, не мертвые ли. Не мертвые. Валька хрипел, тогда я поил его водой. Сам не пил. Не хотел. И все это время мне помогали мои мертвые.
Я ничего не хотел. Только покоя. И никаких гурий, будь они прокляты, и никакого райского сада, чтоб он сгорел. Покоя я хотел. Покоя.
Как оказалось, после смерти его тоже нет.
10
Алексей Беляев. 26 лет. Воспоминания
Стеклянный шар мерцал сиреневыми молниями.
Два десятка человек сидели вокруг стола и смотрели на эти загадочные переливы запертого в стекло потустороннего света. Конрад водил руками над шаром, дико и страшно закатывал мутные глаза.
Алексей участвовал в вызове духов не впервые, и каждый раз этот ритуал вызывал интерес, смешанный с приступами необузданного веселья. Впрочем, последние приходилось сдерживать, хотя это и удавалось с трудом. Вот как сейчас.
Люди сидели с такими лицами, что смех разбирал Алексея. Беляеву с трудом удавалось удерживать серьезный вид. Хотя ему нравилось в ритуалах именно наблюдение за минами собравшихся. Кто-то становился смехотворно мрачным, кто-то до тошноты одухотворенным. Некоторые пытались копировать Конрада и закатывали бестолково-бессмысленные мутные глаза.
Особенно выделялись новички. Впервые попавшие на обряд члены клуба вели себя настолько разнообразно и настолько типично, что Алексей не переставал на них удивляться. Кое-кто из новеньких, видимо хороший актер или законченный маразматик, сразу вживался в образ и мимикрировал под окружающую обстановку. В этих Алексей видел врожденных шарлатанов или маньяков. Другие озадаченно осматривали собравшихся, потом закрывали глаза в попытке уловить что-то потустороннее. Эти были вполне вменяемы, но реальной действительности им явно не хватало, и они искали что-то новое, непознанное. И находили, во всяком случае те, которые хотели найти. Остальные, как правило, покидали клуб. Третьи делали как все, потому что привыкли повторять и не умели жить собственной жизнью. У этих, по мнению Алексея, не было ни мозгов, ни души, ни сердца, ни разума. Типичные представители серой массы, толпы. Бараны, которые пойдут хоть на бойню, хоть на заливные луга – без разницы, лишь бы нашелся кто-то, что возьмет и поведет за собой.
Сейчас Леша блуждал взглядом по лицам и смеялся про себя. За этим занятием он не заметил, как маг начал нести какую-то околесицу низким гипнотизирующим голосом. Света в комнате стало меньше. Беляев, к полному своему сожалению, бросил рассматривать лики участников вызова, ибо подсвечивали их теперь только свечи в тяжелых подсвечниках, расставленных по столу, и молнии из шара Конрада.
– …силами огня, дерева, воды, металла и земли заклинаю! – ворвался в сознание голос Конрада. – Прииди к нам!
На секунду свет померк, а быть может, не померк, а потемнело в глазах. Леша не понял, но такое случилось впервые. Беляев сощурился, когда зрение восстановилось, судорожно завертел головой по сторонам. Казалось, никто ничего не заметил. Вызыватели духа все так же сидели с одухотворенно-серьезными минами, Конрад долдонил свою ахинею; нервно подрагивая, горели свечи, плевался сиреневыми молниями шар. Все было как и прежде.
Только в стороне над головами сидящих, слева от стола повис… повисло… Леша не знал, какое определение дать этому. По сути своей оно напоминало облако густого табачного дыма, которое должно было развеяться, раствориться где-то под потолком, но почему-то этого не делало. Будто время застыло, заставив застыть и этот дым. Но странность была не только в этом. Облако отчетливо складывалось в полупрозрачное человеческое тело. На полупрозрачном лице, сотканном из табачного дыма, выделялись вполне живые глаза. Они были совсем не прозрачные, они были… Они были!
Леша судорожно сглотнул. Призрак смотрел на людей за столом, которые его явно не видели, со странным чувством. Он выглядел, как могло выглядеть существо смертельно уставшее.
В глазах его была усталость.
В глазах его была тоска.
В глазах его была тяжесть.
В глазах его была укоризна.
Леша хотел сказать что-то этому сотворенному из неразвеявшегося дыма существу. Но не смог.
Леша хотел сказать что-то людям, что сидели за столом и играли в медитацию. И тоже не смог.
Кажется, эти за столом возрадовались, что что-то явилось к ним. Леша тоже хотел порадоваться, но не смог, ибо они радовались совсем в другую сторону. Они не видели табачного дыма с обрекающими глазами. А он видел.
Потом они говорили что-то, а Беляев молча смотрел на грустное усталое прозрачное. Затем снова загудел Конрад. Леша не обратил на это никакого внимания. Он видел только глаза.
Только усталость.
Только тоску.
Только тяжесть.
Только укоризну.
Потом все это вдруг исчезло. Сперва прикрылось прозрачной дымкой век, которые еще какое-то время видел Леша. А потом Беляев внезапно понял, что век этих больше нет. И глаз нет. И самого существа нет.
– Растаял, – прошептал Алексей и поразился собственному, похожему на шелест осени голосу.
Толпа вызывателей устремилась к выходу в большой зал. Сеанс закончился. Леша и на это не обратил внимания. Очнулся он лишь тогда, когда за плечо тронула чья-то нежная рука. Повернулся. Рядом стояло бесполое Саша.
– Леш, все в порядке?
– Я задумался, – тупо произнес Беляев.
В другой раз возмутился бы, отдернул плечо из-под руки, которая нашла на нем временный приют. Сейчас даже не обратил на домогательства непонятной Саши внимания.
Саша в свою очередь все это отметить успел.
– Алекс, что с тобой в самом деле?
Беляев не ответил, тупо продолжал пялиться на стену.
– Леш, – тихо произнес Саша. – Что ты там увидел?
От этой фразы Беляев дернулся так, будто ему в руку сунули голый провод с напряжением в двести двадцать вольт.
– Нет! – сказал неестественно громко. – Нет. Ничего.
Саша покосился на него как-то странно и, пожав плечами, вышел за дверь.
На негнущихся ногах Беляев вышел в большой зал. Собственная голова напоминала Леше о призраке: внутри витал сизый табачный дым, и только глаза чем-то блестели – может, мыслью, а может – отраженным светом. Алексей бездумно оглядел народ, который двигался и стоял, говорил и слушал, пил и веселился, закусывал и…
