– Что?
– Нет, ничего. Наташкино изречение. Вот же с кем поведешься, так тебе и надо. Пить, говорю, ты не умеешь.
– Ага, – промямлил Конрад и скорчил горестную мину.
Алексей посмотрел на истерзанного мага, пьющего портвейн, пролежавший двадцать лет в шкафу. Только теперь он понял, что тому нужно.
«Вот оно что. – Леша удивленно почувствовал в себе острый приступ жалости к этому несчастному человеку. – Один ты, как есть один».
И Беляев заговорил. Он говорил долго, много и, в общем-то, ни о чем. Так продолжалось до тех пор, пока за окном не стало светать. Тогда Конрад поднялся с табуретки, проводил гостя к разобранному в одной из трех комнат дивану и пожелал спокойной ночи.
– Спасибо, – пробормотал маг.
Сам хозяин заночевал, к немалому удивлению Алексея, на кухне.
Коридор у Конрада был маленький и Т-образный. Даже странно, что в такой большой и хорошо спланированной квартире оказалась такая прихожая.
– Мир иллюзорен, – вещал Конрад, пока Леша завязывал шнурки на ботинках. – Что мы называем миром? То, что видим? Это только волны, которые воспринимает один маленький приборчик, именуемый человеческим глазом. Другой приборчик улавливает колебания воздуха, третий…
– Старая бредовая философия, – оборвал Леша.
– Старая – да, но отчего же бредовая? – не согласился Конрад.
– А ты подумай о том, – предложил Беляев, – что будет, если у человека сломается такой приборчик. Человек слепнет. Он уже не может воспринимать мир в полном объеме.
– И что, остаются другие приборчики. Он продолжает воспринимать иллюзии в более ограниченном виде, а все остальное дорисовывает разум. Все? Идем.
– Погоди, – приостановил мага Алексей. – Я еще не закончил.
Они вышли, Конрад захлопнул дверь, поковырял замок ключом, дернул ручку, проверяя, хорошо ли запер.
– Так вот. Рассмотрим такую ситуацию, – продолжил Беляев. – Допустим, что человек попадает в какую-нибудь там… Ну, скажем, автокатастрофу. Его откачивают, но при этом после удара головой о торпеду и капитальных ожогов, которые получил, когда машина загорелась, у него отказывают все его приборчики.
– Невероятно.
– Но допустить-то можно и в принципе возможно, – не согласился Алексей. – Повреждается какой-нибудь гребаный нерв, и у мужика отказывают тактильные ощущения. Возможно? Почему нет. Глаза… Ну, просто он палит себе сетчатку. Или осколками стекла их выбивает. Слух? Контузия, или опять-таки какой-нибудь защемленный нерв, повреждения слухового центра в мозгу. Да все, что угодно. Запах и вкус отрубаются точно так же. Но человек при этом выживает. Он не может воспринимать мир. Он его не видит, не слышит, не ощущает, не воспринимает запахов и вкуса. Что у него остается? Разум. Разум, который способен работать в отрыве от…
– А кто тебе сказал, что способен? – не согласился Конрад. – Это будет уже растение, а не человек.
– Это зависит от человека. Если у человека хватит выдержки, чтобы крыша не съехала и…
Договорить он не успел. Из соседней квартиры вывалилась толпа подвыпившей молодежи. Веселые, задорные. Они заполонили все вокруг, заполнили собой площадку. Сразу стало шумно. Гомон, смех.
– Здравствуйте, Конрад Георгиевич, – поздоровался один из толпы.
– Здравствуйте.
– День добрый, – подхватили остальные.
– Привет-привет, – заулыбался маг. – Как жизнь молодая?
– Здорово, – заулыбались в ответ. – Лучше, чем у всех.
– А вы тут давно стоите? Этак вы долго ждать будете. Когда лифт ждете, кнопочку лучше нажимать, а то он сам приехать не догадается.
Снова кто-то рассмеялся, кто-то нажал кнопку. Внизу загудел лифт.
Пол минуты трепа, и дверь грузового лифта вальяжно поползла в сторону.
– О, повезло. Грузовой.
– Поезжайте, – предложил Леша. – Мы на следующем.
– Да ладно, – отозвались весело. – Все влезем.
– Уместимся. В тесноте, да не в обиде!
Леша не успел воспротивиться, как оказался в лифте, толпа внесла, навалилась, прижимая к стене, где-то около дверей мелькнуло лицо Конрада. Ткнули кнопку.
– Оп-па, перегрузочка, – констатировал кто-то.
– Езжайте, я на следующем. – Конрад выпрыгнул из кабинки, благо был у самой двери.
Снова ткнули кнопку. Дверь победно потащилась на место, лифт тяжело загудел, дернулся и поехал вниз.
Леша вышел на первом этаже, привалился к стенке и стал ждать мага. Толпа весело хлынула на улицу.
Беляев видел, как перемигивают лампочки, прибавляя по одному этажу к пройденному лифтом пути. Механическое чудо добралось до конрадовского этажа, замерло. Леша слышал, как в отдалении замер гул, проскрипели туда и обратно двери. Лифт тронулся и…
Что-то лопнуло. Леша не понял как, не понял, почему он решил, что именно лопнуло. Просто показалось, как будто Беляев ощутил в себе, внутри, как рвется, лопается… Лампочки вспыхнули все разом и тут же погасли. По дому пронесся страшный металлический скрежет, потом тяжело грохнуло, будто что-то громадное рухнуло на землю. Пол вздрогнул. Из соседней шахты рванулись белые клубы пыли! Дверцы вывернуло наружу!
Леша медленно сполз по стене. В голове пронесся вихрь, завертелся, сметая все на своем пути, не оставляя ни единой мысли. Сквозь туман проступали монтеры, испуганные лица, искореженная груда железа, исковерканное тело. Белые халаты…
Осознание пришло потом, когда уже привезенный неизвестно зачем в больницу Алексей оправился от шока. Да, трос оборвался. Да, лифт сорвался вниз, и едущего в нем человека расплющило. Разве не бывает? А как понять, поверить, что живой человек, который только что смеялся и рассуждал на тему иллюзорности мира, превращается в кусок фарша? Впрочем, и не такое случается.
– Глупая смерть, – пожал плечами врач, с которым говорил Леша. – Но если б вы знали, сколько каждый день происходит не менее глупых трагедий. Сперва, конечно, это все трудно воспринять, а потом привыкаешь. Человек ко всему привыкает.
Врач что-то еще говорил, равнодушно дымя вонючей сигареткой, а перед глазами Алексея стоял покореженный лифт, из которого вытаскивают смятое тело. И еще улыбающийся живой Конрад. Мир иллюзорен. Но как сочетается с этим фактом нелепая смерть? Это тоже иллюзия?
В клуб он попал только к вечеру. Здесь все уже знали. От Леши шарахались, старались не встречаться с ним даже глазами. Единственный, кто не увильнул, а сам пошел навстречу, была Наталья. Прицепив на лицо приветливое выражение, она бросилась к нему, широко раскинув руки.
– Мальчик Леша, здравствуй!
– Привет, – тихо отозвался Беляев. – Что такая веселая?
– Не веселая, скорее наоборот, – поправила актриса серьезно. – Пойдем выпьем.
