– Кто? – неохотно откликнулся Донской.
– Дима. Дядя Дима. Кто ж еще?
– Когда?
– Егор! – взвыл я. Внутри все трепетало, казалось, что некто умелый накручивает на скрипящий ворот все мои нервы. Иногда мне чудился звук, который издают трущиеся друг о друга волокна. А Егор молчал. Он отступал куда-то, будто спрятаться хотел. – Не зависай, прошу тебя.
– Хорошо.
– Ты не ответил.
– Ты тоже. Когда он умер?
– А он что, это делает периодически?
– В некотором смысле все люди мертвы. А мы мертвы тем более. Мы умерли уже один раз. А может, не один…
– Кроме меня. – В душе задергался, словно агонизирующая канарейка в клетке, страх.
– Ты тоже умер. – Голос Егора был равнодушен.
– Хрен, я живу!
– Не кричи, – спокойно, чуть ли не отстраненно осадил Егор. – Ты живешь? Какой ты? Может быть, тот мальчишка, что ушел в армию? А может, тот, что из нее вернулся? Или, может быть, тот богемный наркодилер с замашками проститутки? Или тот неврастеник, что порол вены ржавой бритвой?
– Это другое. Это переход из одного состояния в следующее. – В виске тупо застучала боль, мешая сосредоточиться. Я встал и закрыл форточку, сжал голову руками.
– А с чего ты взял, что смерть – это не переход в следующее состояние? Смерть – это такой же переход. Я умирал, я знаю. Может быть, дядя Дима ушел в новое состояние. Лучшее или худшее, но новое. А за этим новым будет другое. Жизнь закончилась, но бытие продолжается. Философский вопрос. Есть такая карта в Таро, «Смерть». Многие ее пугаются. А на самом деле она просто означает новый этап. В жизни, в существовании. Очередная ступень. Не так уж и плохо, если вдуматься.
– Нашел время философствовать!
– А почему бы нет? Делать сейчас все равно нечего. Так не икру ж метать, как некоторые. Расслабься.
– Я не могу расслабиться! Не могу! Не умею! Разучился! Я как струна. Натянутая струна. Если сейчас чуть-чуть не спустить, то лопну к чертовой матери.
– Ты лучше подумай, чего ему от нас надо?
– Кому? Черному Человеку?
– Ага.
– Не знаю.
– А мне кажется, что знаешь. Просто не хочешь говорить. Я вообще думаю, что у тебя в голове значительно больше знаний, чем ты можешь себе представить. Не зря же это все.
– А ты?
– Что я? Я просто еще одно сознание, еще одна душа, живущая в этом теле. Представляешь? Об этом можно только мечтать… Много душ, все живут в одном теле… Как я слышал, в иудаизме есть такой постулат, что у каждого правоверного иудея есть две души. И если одна приняла на себя грехи, то другая-то уж обязательно чиста перед Богом. И следовательно, тот иудей войдет в царствие Божие по-любому. У них две души, а у нас сколько?
– Три…
– Четыре, – поправил меня Егор. – Вместе с тобой четыре. Было.
Боль ввинтилась в висок, как винт-саморез, зло скрутила, даже веко задергалось.
Мягко легла на плечо женская рука. Я не заметил, как вернулась Лариса и как она вошла в кухню. Если б был дядя Дима, никогда бы так не получилось, никогда бы не сел я спиной к двери. Но дяди Димы не было.
– Расслабься, – тихо сказала Лариса. – Успокойся. Хочешь, кофе сварю?
Я обернулся. Перед глазами все плыло, в висках стучало. Внутри бился животный страх. Ощущение конца.
«Нет дяди Димы, не будет и Егора. И Пети Зарубина не будет. А ведь я привык даже к его вечному нытью. Если я останусь один, не станет и меня. Меня найдут рано или поздно. И что будет после этого? Что станет, когда нас не станет?»
Я не боялся за судьбу мира. Плевать, ведь меня уже не будет. Я боялся за свою судьбу. Если правда, что смерть – это лишь переход, то что ждет меня в расплату за то, что я не смог сделать… не смог даже понять, что делать… Смерть та, в ее прежнем понимании, «темнота, и все», теперь не страшила, а скорее была соблазнительна.
Лариска расплывалась перед глазами, и неожиданно для себя самого я вдруг обхватил ее. Стиснул, как последнюю соломинку, за которую в агонии цепляется утопающий.
– Что с тобой? – тихо спросила Лариса. – Что происходит?
Я не ответил. Притянул ее к себе, обнял, как мне показалось бережно. Я осыпал ее поцелуями. Она ответила сдержанно, потом уверенно потянула меня к дивану. За уверенностью и бурными ответами на ласки все равно оставалась какая-то осторожность, расчетливость, но я не обращал на это внимания. Я уже ни на что не обращал внимания.
Забывшие, что такое женщина в постели, руки путались в замках, крючках и застежках. Полотенце слетело значительно быстрее. Я неумело – куда что подевалось? – по-детски вцепился в женское тело, покрывая его поцелуями, обнимая все крепче.
– Глупый! Что ты вцепился, как в последний раз? А? – выдохнула Лариска.
Я молча пытался приладиться к ней. Странное ощущение, словно вдруг все одеревенело, а женщина, мягкая и гибкая, все может, но не желает. Не хочет играть в учителя и ученика.
«Но я же не ученик! Или уже… все когда-то забывается. Женщины были у меня в другой, не в этой жизни. Господи, что за идиотизм».
В голове хихикнули. Я замер, прислушался. Петя молча посапывал, словно порнуху смотрел по телевизору. Егор безмолвствовал. Показалось?
– Иди же сюда, глупый.
Я снова притянул женщину. Именно так, женщину, самку, я уже не мог увидеть индивидуальность в этой рыжеволосой бестии, которую, может быть, даже любил по-своему когда-то. Она помогла, сделала все за меня, направила, как собака-поводырь в потемках. Я стиснул ее, задергался.
– У тебя сильные руки, – послышалось сквозь шум в голове.
Вздохи, вскрики. Как давно это было… как странно это было… Словно я никогда не имел сексуального опыта, будто весь опыт мой вытекал из памяти предков или зова плоти. Дикого желания размножаться, чтобы оставить после себя кого-то. Странное ощущение. Я чувствовал себя как подросток, который пытается в темноте первый раз в жизни исследовать на ощупь незнакомые части женского тела.
Все кончилась, как и началось. Лариска обмякла, но я продолжал. И все повторилось заново. Опять и опять. Как жизнь и смерть. Жизнь и смерть.
– Я устала…
Но я не услышал.
– Может, хватит уже? – Это Егор проявился. – Нашел чем заняться.
– Кончай, бежать надо. Бежааааааааать!!!
Я выдохнул и отвалился в сторону. К ощущению неопытности и конфуза перед женщиной, ощущению собственной неумелости, неуместности и полного идиотизма добавился стыд.
Два мужика наблюдали все это время за моими потугами. А и черт с ними!
Черт с вами со всеми. Катитесь вы все в тартарары. Как вы мне надоели, как надоели вы мне все. Весь мир. Вся эта жизнь сраная. Все к черту! Всех к черту!
