И вот зенитки, вместо огненных трасс снарядов, шлют в небо охапки цветных огней. Салют, как рассказали подружки, в Москве не редкость ещё со взятия Орла и Белгорода; он гремит теперь всё чаще, но нынче – непривычная пока новинка, ради которой пришло особенно много народу: разноцветный! Размеренные залпы звучат уже не грозно, а торжественно. Народу много, детвора подпрыгивает от возбуждения. Мы вместе со всеми снова и снова кричим «Ура!».
Притихшими переулками возвращаемся сначала ко мне – это девчонкам по дороге, потом они расходятся по своим жилищам. Теперь – спать! Завтра у меня первый рабочий день после проверок, после жизни за гранью, после учёбы. Первый в жизни рабочий день дома.
Часть восьмая
Провал операции
После коротенького отпуска, во время которого я вволю нагулялась по Москве и окрестностям, и освоила собственную квартиру, и наплакалась, и нарадовалась – яркая, звонкая весенняя погода располагала к радости! – я почувствовала себя совершенно отдохнувшей, готовой к любым новым заданиям. Сразу же меня вызвал к себе новый начальник. Как и при знакомстве, цепляла взгляд отчаянная молодость Кирилла Сергеевича. У него даже нежный такой юношеский пушок был на щеках. Тем не менее он прилежно и очень вдумчиво вникал в нюансы нового для себя дела. Ему вовсю помогал мой старый знакомец – Михаил Маркович.
Группа лабораторий, которой прежде руководил товарищ Бродов, была реорганизована ещё при нём, и моя родная экспериментальная лаборатория оказалась в составе более крупного подразделения, которое учило одарённых детей, готовило нейроэнергетические кадры для разных ведомств, держало, как прежде, энергетическую оборону и вплотную подступило к решению новой задачи – осуществлению нейродиверсий. Всё подразделение осталось в составе НКВД, а лаборатории «оккультной разведки и контрразведки» была, конечно, прямая дорога в государственную безопасность. Пока её ещё не перевели, но она стояла несколько особняком и статус имела особый. Однако активное сотрудничество с остальными частями отдела продолжалось.
Ещё товарищ Бродов подобрал и обучил кадры, под его руководством формировались методы и складывался стиль деятельности бойцов энергетического фронта. Увидав перемены как бы со стороны – свежим взглядом новичка, я была поражена тем, как много успели Николай Иванович и его команда за два года. Я попала в совершенно другую организацию по сравнению с той, которую покинула в начале сорок второго года.
Лаборатория, в которой я очутилась теперь, будто повзрослела: атмосфера тут стала более строгой, отношения – более деловитыми и эмоционально отстранёнными. Пожалуй, всё это напоминало больше обстановку в «Аненербе», нежели ту домашнюю, тёплую и творческую, которая запомнилась мне из «детства». И всё же существенное отличие нас от «Аненербе» я находила: у нас легко дышалось, легко думалось благодаря отсутствию давления со стороны тяжеловесных идеологических постулатов. Это тоже – колоссальная заслуга товарища Бродова: мы были полностью свободны от псевдонаучной болтовни, наша нейроэнергетика была начисто лишена искусственных идеологем. Зато мы каждое действие соотносили с законами мироздания, которые в просторечии именовали «кармическими».
Итак, Кирилл Сергеевич вызвал меня и поставил первую боевую задачу. Я должна проникнуть в сознание одного германского военачальника и заставить его совершить тактическую ошибку. Нынче именно от вверенных ему частей, занимающих ключевые позиции, зависит ход далеко не самой крупной, но важной боевой операции – нашей наступательной и их, соответственно, оборонительной.
Мне передали фотокарточку. Со снимка смотрел мужчина лет тридцати в подполковничьей форме. Сейчас ему больше лет на пять, и он генерал. Молодой для генерала! Изучая карточку, я невольно улыбнулась.
– Что вас обрадовало? – насторожился Кирилл Сергеевич. – Вы знакомы с этим человеком?
– Да нет, к сожалению, – бросила я, не отрываясь от изображения. – Просто. Идеальный ариец…
Молодой генерал действительно обладал прямо-таки образцовой для арийца внешностью: худощавое, узкое лицо с правильными и жёсткими чертами, светлые глаза и волосы, твёрдо сжатые губы и мечтательно-целеустремлённый взгляд, направленный вдаль, поверх фотокамеры. У этого есть идеалы и принципы, причём они лежат прямо на поверхности. Очень хорошо: проще найти подход! А ещё хорошо, что он мыслит и чувствует относительно независимо, таким образом, он отдалён от центра эгрегора, и его «защита принадлежностью» довольно слаба. Раньше таких в высшем командовании вермахта надо было днём с огнём искать, но теперь старые, проверенные военачальники чаще выбывают из строя, а им на смену берут таких вот – самостоятельных…
– Почему вы, Таисия, сожалеете, что не знакомы с этим человеком? – несколько издалека прозвучал вопрос Кирилла Сергеевича.
Пришлось остановить погружение в транс: надо же что-нибудь ответить.
Интерес нового начальника был каким-то прилежно-ученическим. Надо разбираться в деятельности сотрудников, а как, с чего начать?
– Когда она знакома с человеком лично, ей во много раз удобнее работать, – пояснил за меня Михаил Маркович. – В ближайшее время она не сможет вам отвечать: из транса нежелательно выходить в середине процесса.
– Ах, вот что. Понял вас. Извините, что отвлёк, – попросил начальник с искренним смущением. – Продолжайте!
Склонность нового начальника прислушиваться самым внимательным образом к мнению специалистов Лаборатории, а ещё пуще – его готовность общаться с сотрудниками неформально и по-человечески – давали надежду, что со временем он научится руководить в той же непринуждённо-деловитой манере, как делал это товарищ Бродов. Только уверенности ему пока не хватало, но старые сотрудники готовы были его поддержать и аккуратно направить в нужное русло.
Чтобы не отвлекать больше, меня на время оставили одну, и я с лёгкостью скользнула в чужое сознание. Очень хорошо! Это почти гарантирует успех.
Что ж, пока у меня есть время, можно ещё выяснить, почему молодой генерал не имеет собственной семьи. Ни жены, ни детей я за ним не чувствовала и не видела. Странно, что мужчина в возрасте тридцати пяти лет до сих пор не обзавёлся семьёй! Не совсем здоров? Ерунда, здоров как бык. Может, имеет извращённые предпочтения? Вроде нет. Скорее, романтик: верит, что однажды встретит свою единственную, и ждёт. Прекрасно, если романтик. Труднее воздействовать на человека с прагматическими взглядами на жизнь, а того, кто склонен идти за мечтой, так легко этой мечтой заманить в ловушку! Далеко не надо ходить за примерами: Эрих, мой преданный поклонник, был типичным романтиком, и из него прекрасно получалось вить верёвки.
Вернулось моё начальство в сопровождении незнакомого военного в гражданском костюме. Кирилл Сергеевич для начала с подчёркнутым уважением осведомился, успела ли я достаточно ознакомиться с объектом воздействия. Явно испытал облегчение, когда я ответила утвердительно, и познакомил меня с человеком, которого величал «товарищ Ильин» и который, слегка покраснев, назвался «Иваном Ивановичем».
