– Скажите только одно: во что «в это»?
«Сама не знаю. Но я не могу. Нельзя! Прости!»
«Не могу. Нельзя!»… Где-то я эти слова уже слышала совсем недавно. Мы с Лидой растерянно переглянулись.
– Может, ты попробуешь кого-то из родных? – робко предложила Лида. – Родные постараются помочь…
Я представила, как вызываю мудрую и любящую мою бабушку, и меня передёрнуло. Если даже Аглая Марковна испугалась, что тогда будет с душой простой женщины?! Бабушка была верующей и сочла бы, чего доброго, грехом то, во что я попытаюсь её втянуть.
– Лида, ты знаешь молитву? – осенило меня. – Любую!
Лида смущённо призналась:
– Знаю: меня… научили… в детстве.
– Прочитай, пожалуйста, надо мной.
Она несколько раз прочитала; я повторяла за ней, крестясь, как делала в самом раннем детстве, повторяя за бабушкой.
Если сидели во мне какие-то подселения, то зашевелились бы. Тишина. А влезать в сознание фашиста, стараться слиться с ним, одновременно читая православную молитву… Ну, невозможно это.
Мы так вымотались, и час был поздний. Лида осталась ночевать у меня. Наконец, отложив в сторону никак не решавшуюся проблему, мы принялись вместе готовить ужин, весело переговариваясь и напевая, как раньше. Лида рассказывала смешные случаи из нынешней жизни Лаборатории, пересказывала наизусть весёлые номера из концерта, на котором недавно побывала. Мы вспоминали Игоря и в шутку гадали, чем он нынче может быть занят. А ещё говорили, конечно, о послевоенном будущем, о мечтах, о том, чем в дальнейшем хотелось бы заниматься, какие сделать открытия и кого встретить на жизненном пути, чтобы бок о бок до глубокой старости, и сколько родить детей. За этими тихими разговорами и застал нас сон.
Расстояние – предвидению не помеха. Однако Женька не почувствовала грозившей мне опасности – иначе нашла бы способ дать знать. Точно так же она в своё время не предвидела беды, приключившейся с Николаем Ивановичем. Когда речь идёт о близких людях, провидец слеп, поскольку пристрастен, а потому не прозрачен для информации.
Душа погрузилась в полное умиротворение. Такой тихий и светлый душевный покой всю жизнь остаётся для меня вестником грядущей беды. Вестником, который приходит своевременно, но всякий раз остаётся не узнан мною.
Марго уже вернулась домой. Гнев, отпустивший лишь ненадолго, снова клокотал в горле. Она дала ему полную свободу: быстрее пройдёт! Подумайте: примитивная, простенькая сущность напугала эту сверходарённую Тасечку! Маргарита Андреевна эту напасть устранит, а Тасечка получит результат на блюдце с голубой каймой! Нет уж, пусть сама постарается!
Эмоциональная буря стала понемногу утихать: Марго устала.
Странно, что примитивная сущность не улетучилась, как только её коснулись лучи, направленные Маргаритой из Манипуры и Аджны. И странно, конечно, что Таисия, которая запомнилась ей девочкой упорной и не капризной, как заведённая, повторяет: «Не могу, не получается!» Удобная позиция! Марго бы занять такую хоть раз в жизни! Но, если честно, если без эмоций – тут что-то не так.
Марго уже достаточно остыла, чтобы включить энергетический поток: во взвинченном состоянии это не получится. А если получится – не дай бог! Эффект будет непредсказуемый…
Итак, какая же информация приходит в потоке? Увы, злобные претензии беспочвенны, потому что на самом деле на Таисию воздействует нечто неведомое и грозное. Она не выкаблучивается, она правда блокирована и не может работать. Какой же гадиной окажется Маргарита, если пренебрежёт интересами дела из-за пустейшей бабской обиды! Хуже: после такого она сама утратит способность работать.
Маргарита взглянула на часы. Надо срочно звонить Кирюше. Ещё не поздно подъехать к нему сегодня для серьёзного разговора. Особенно если он выделит автомобиль.
Едва начав рассказывать о своих наблюдениях, Марго догадалась, что её откровения запоздали: у Кирюши уже есть более свежая и точная информация. Так и оказалось. Итак, обнаружена загадочная блокировка, которая мешает Таисии.
– Давайте я завтра ещё раз поработаю с ней!
– Через час назначено совещание всех специалистов. Приходите!
«Приходите»! Как будто в гости зовёт. Сосунок!
– Обязательно приму участие, Кирилл Сергеевич!
Маргариту поразило до самой глубины души то хладнокровие, с которым один из врачей предложил на совещании решение, а другие – поддержали. Как будто речь шла об удалении аппендицита! Против решительно выступила Серафима. Но та, хоть и старый сотрудник Лаборатории, молодой, начинающий врач. Что значит её мнение на фоне авторитетных суждений докторов наук?!
Серафима бросилась в драку:
– Вас не смущает, что лоботомия запрещена в Советском Союзе с тысяча девятьсот сорокового года?!
– Коллега, о лоботомии не идёт речи, – парировал нейрохирург. – Никто не собирается вскрывать черепную коробку, никто не собирается применять скальпель.
– Вы заговариваете присутствующим зубы. Вы собираетесь применить электрический разряд в функции скальпеля – с необратимыми последствиями! Отсечение лобных долей…
– Частичное, избирательное. У нас накоплен огромный материал по локализации не только психических функций, но и нейронных связей. А вы разве специалист? Вы работали с ранениями головы? Осколочными поражениями мозга, пулевыми? С контузиями? Сознайтесь, коллега, разве вы имеете представление о теории точечного воздействия?
– Теории?! А вы уже проводили на ком-то подобные операции? – не отставала Серафима.
«Могли на заключённых, – подумала Марго отстранённо, – но давно. Это не гарантия…» С начала сорок третьего они с товарищем Бродовым добились не только запрета любых опытов на заключённых, но и его строгого фактического соблюдения: очень не хотелось уподобляться фашистам, информацию о бесчеловечных экспериментах которых добыла разведка. Великие энергии прощают лишь до того момента, пока ты не ведаешь, что творишь.
– Их проводит жизнь. Я же сказал: у нас огромный материал в связи с ранениями головы. Кроме того, мы досконально изучили опыт американцев по лоботомии, чтобы не повторять их ошибок.
– Какова вероятность неблагоприятного исхода? – включилась Маргарита Андреевна.
– Вы драматизируете! Кутузов после проникающего пулевого ранения в области лобных долей командовал армией и победил Наполеона!
– И тем не менее, какие наиболее тяжкие последствия вы прогнозируете при неблагоприятном исходе?
Они на пару с Серафимой дрались, как львицы. Серафима – ради девочки Таси, к которой привязалась за время её недолгой подготовки в Школе-лаборатории. Марго – ради памяти единственного мужчины, которого любила за всю свою отнюдь не монашескую жизнь. И обе – ради… Как бы высокопарно ни звучало, но – да, ради справедливости!
Красная, взвинченная Серафима кричала, что видит перед собой не врача, а самого настоящего вивисектора и палача, не лучше фашистов. Кончилось тем, что Кирилл Сергеевич в кои-то веки грозно нахмурил младенчески чистое чело и приказал ей немедленно замолчать.
