– Обрати внимание на эту фразу. Ты ещё много раз её произнесёшь.
Я не разобрала, чем сопровождалась его мысль: печальным состраданием или весёлой иронией.
– Так вот. Для тебя информация. От немцев против тебя работали одновременно три колдуна, чтобы нейтрализовать. Мощное чёрное колдовство. Такое воздействие не считывается, если не знать заранее. С сетью ты угадала, молодчина! Колдуны – тоже сеть, но куда хитрее.
– Вот теперь всё встало на места. А почему вы раньше не пришли, не сказали?
Я не упрекала – просто хотела понять.
– Вначале сам не знал. Я чувствовал, что тебя коснулась беда, но был почти в беспамятстве, как ты нынче. Помереть и сохранить сознание – это, знаешь ли, не всегда простое дело. Потом несколько прояснилось, я увидел, что происходит, но ты ж сама меня отрезала, помнишь? Обиделась, что плохо поговорил с вами тогда…
– Я не хотела тревожить. Не хотела вам навредить.
– Да ладно уж – обиделась! Ну ничего, не в этом дело. Они уже включились и не дали мне достучаться до тебя. Знаешь, девочка, это самое противное в бестелесности: ни лешего ни до кого не достучишься…
Я чувствовала его искреннее стремление помочь мне.
– А чем мне поможет знание про колдунов?
– Тебя держит в беспамятстве не только операция, тем менее – гипноз. Они по-прежнему держат тебя.
Я понимала: если бы он имел возможность что-то сделать с этим сам, то сделал бы. Поэтому просить его о помощи было бессмысленно – только расстраивать.
– Спасибо, Николай Иванович!
– Совершенно не за что. У меня остались долги перед тобой. Я стараюсь их вернуть.
– Какие?
– Пока рано тебе это узнать. Тебе сейчас не до этого. Кстати, вот тебе жизненная мудрость с того света: находясь здесь, куда труднее отрабатывать долги, нежели при жизни. Учти. Но я не хочу тащить свои ещё и в следующую. Всё, что получится, завершу тут. О главном, несмотря ни на что, удалось договориться: скоро родится девочка… Впрочем, тебе пока ни к чему все эти подробности.
– Значит, мы всё-таки живём много жизней?
– Неужели ты сомневалась?
– Тасечка моя, как ты?
Я сидела на полу под окном, прислонясь спиной к батарее и головой едва не упираясь в широкий мраморный подоконник. Лида, низко склонившись, держала мои щёки в ладонях и мягко раскачивала мне голову из стороны в сторону.
– Лида, отщёлкни щеколду. А то, если Гена придёт, рассвирепеет, что мы заперлись от него.
– Опять за старое, – вздохнула подружка. – Ну-ка, поднимайся.
Я покорно встала на ноги.
– Прости, дорогая, – сказала Лида и провела раскрытой ладонью на уровне моего лица.
Как я узнала много позже, Лида, увидев, что я опять впала в покорно-терпеливое отупение, сделала мне простейшее внушение: расстаться с Геннадием незамедлительно. А ведь прежде я считалась вовсе не гипнабельной!
Не помню, что и как я сказала Гене, когда тот вернулся. Он даже не поколотил меня напоследок. То ли Лида отловила его на подступах к дому и тоже сделала соответствующее внушение, то ли он к тому времени нашёл себе новую сожительницу, поинтереснее, а со мной оставался, как ему казалось, «из жалости».
Я и теперь не уверена, правильно ли поступила с нами Лида. Не зря же в огромной толпе на Красной площади Гена вычислил именно меня! Встретились два человека с калечной головой. Но за мной стояла мощная организация, меня подружки поддерживали. А майор мой был совсем один. Возможно, если бы отнестись к Геннадию терпеливо, он бы хоть частично восстановился.
Правда, для этого надо, чтобы человек сам стремился и старался. А он не прикладывал никаких видимых усилий, чтобы совладать с нервами и изменить поведение. Я не замечала, чтобы он сожалел о том, что вёл себя грубо, обидел, причинил боль.
И всё же: вдруг задача, поставленная судьбой, была выполнима, а я не решила её? Вдруг!
– Кирилл Сергеевич, мне необходимо поговорить с вами о Таисии.
– Слушаю, Лидия.
– Считаю: мы все причастны к тому, что с ней случилось, и обязаны нести ответственность за неё. Она остаётся нашим товарищем.
– Само собой. Но всё, что было намечено, сделано; курс реабилитации продолжается… Знаете, Лидия, я ведь ухожу с этой должности. Скоро!
В словах молодого начальника слышалось искреннее облегчение.
– Я ещё тогда понял, что совсем не гожусь, но считал, как и вы, что обязан позаботиться о Таисии. Теперь она, можно сказать, встала на ноги. Я уже несколько раз подавал рапорт. Вот наконец отпустили. Ухожу в другое управление начальником небольшого отдела. – Он радостно улыбнулся. – Возможно, мы ещё встретимся!
Лида выдавила из себя ответную улыбку. По правде, ей было безразлично, встретит ли она ещё раз на жизненном пути Кирилла Сергеевича или нет.
– Поздравляю вас. С повышением – не приходится, но – с исполнением желания! Но беда в том, Кирилл Сергеевич, что я тоже ухожу, как вы знаете. И уезжаю. Издалека я Тасе уже мало чем смогу помочь. И вы уже не будете иметь к ней прямого доступа. Мы должны успеть сделать всё необходимое сейчас.
– Не совсем понимаю вас. Что именно вы предлагаете сделать?
– Есть два аспекта проблемы: дом и работа. И там и там ей нужен чуткий присмотр.
Лида сама удивлялась, насколько сухими и казенными выходят из неё фразы, как она спокойна и уверенна. Вот и сказалась интенсивная подготовка последних двух лет! Она сейчас и в самой глубине души холодна и спокойна. Только рядом с бедной Тасей Лида чувствовала себя прежней: доброй, отзывчивой, нежно заботливой… Недавно съездила в гости к родителям – попрощаться перед долгой разлукой, но и атмосфера родного дома не вызвала такого сильного душевного отклика, как она ожидала…
– Начну с работы. Вы очень удачно устроили Тасю машинисткой к нам в Лабораторию. Она была у всех под рукой, на виду, все имели возможность ею заниматься: диагностировать, корректировать курс реабилитации. Но, как только вы уйдёте, здесь всё переменится. Новый начальник не захочет держать сотрудницу с нарушениями психики и… уволит – это в лучшем случае!
– Почему вы так мрачно настроены? Таисия очень хорошо работает, и со стороны почти не заметно…
– Вы забываете, Кирилл Сергеевич, что здесь у нас все знают Тасину историю, и её личное дело – здесь. Оно останется здесь навсегда. Поэтому я прошу вас: пожалуйста, найдите ей место где-то ещё. У вас же обширные связи! Нужно, чтобы был добрый, внимательный начальник.
Лида сама чувствовала, что вместо просьбы у неё получаются прямо-таки руководящие указания, что так разговаривать с собственным начальством, хоть и бывшим, невежливо, это форменная наглость. Но Кирилл Сергеевич принимал её тон как должное, поскольку признавал её непререкаемый авторитет в обсуждаемом вопросе. И ещё из-за неизбывного, незабываемого чувства вины перед Таисией.
