– Но как же этот слив? И я?
– Ради тебя и ради этой информационной операции сделали исключение. По правде: если пройдёт удачно, есть надежда вернуться в строй. Но так, меня сразу инструктировали: едва повстречаюсь с тобой – всё, давай обратно в консерв!
– Связано одно с другим или нет, но у нас большие перемены. Ты знаешь? Знаешь про сокращения?
– В армии? Слышала. Не знаю масштабов, вообще ничего конкретного.
– Первая волна пошла в пятьдесят пятом, до пятьдесят седьмого – пятьдесят восьмого. Говорили – должны сократить на треть, но точно не знаю. Вроде как нам большая армия не нужна, обойдёмся ракетами. Вторая началась вот только что, с января этого года. Поставлена задача сократить на миллион двести. Сокращение коснулось и…
Я задумалась: сокращение аппарата разведслужб – секретная информация, которая может быть сообщена сотруднице одной из этих служб, или надо молчать? Никогда я не выбалтывала чужих тайн! С другой стороны, работая вместе во время войны, мы с девчонками не имели тайн друг от друга. Кроме того, я ведь знаю ситуацию только в Главном штабе ВМС. Как быть?
– Тася, не мучайся! Я прочитала, можешь не договаривать. Понятно. Значит, шансов на расконсервацию у меня в ближайшие годы, считай, нет… Таська, я сойду с ума! Я схожу с ума без работы!
Я удивилась тому отчаянию, что прозвучало в словах подруги.
– Ты же днями и ночами занята по горло. Лидок, у тебя любимые дети, муж!
Подруга с досадой прикусила губу.
– Муж! Жаль, что ты пока не научилась заново читать мысли! А, ладно, скажу: муж – это моя работа. Понимаешь? Та самая, которая законсервирована!!!
– А ты – для него?
– Выгодная партия: красивая и необычная иностранка с полезными связями в своей великой стране. Тоже работа.
– Лидок, но детишки-то свои, родные…
– Да… Маргарита Андреевна считала, что всё на свете мертво, если нет любви, – вдруг сказала Лида холодно и жёстко. – Был у меня с ней однажды откровенный разговор… А для меня всё мертво, если нет работы! Конечно, я люблю детей… Я поймана ими!
– Ты ведь можешь пойти преподавать медитацию: у тебя диплом. Можешь учить своих детей всему, что умеешь…
– …Без нашей работы, Тася! – сказала Лида, будто продолжая прерванную фразу. – Без полноценной нашей работы на всю катушку мне не в радость ни жизнь, ни любовь… У детей нет выраженных способностей, да и не хочу я втягивать их в игру слишком рано: наш опыт, знаешь ли, наводит на размышления… Таська, попомни мои слова: не просто так кто-то или что-то разъединяет нас и выключает по одному!
Я снова не могла понять, говорит ли она искренно или плетёт слова, подбираясь к тому, чтобы «выключить» меня, если имеет такое задание. Или тянет время, потому что ей тошно выполнять это задание.
Но Лида неожиданно остановилась, повернулась ко мне, порывисто обняла.
– Прощай, Таська! Прямо до конца аллеи. Твоя группа там. Тебя ещё не хватились.
Я и теперь не уверена: Лида ли сделала это, или это произошло само собой, когда я вышла из её мощного поля. Я утратила полноту и непрерывность самосознания, как только нога моя ступила вон из тенистой аллеи, а в отдалении замаячила группа членов делегации.
Уверена я только в одном: Лида искренно заботилась обо мне. Она действовала одновременно и в своих интересах, но не в ущерб моим. Главное: я думаю, она была в большей беде, чем я. Но, увы, не знаю в какой. Вернуть бы хоть частично способности! Тогда позову её мысленно – и разберусь. Вместе во всём разберёмся…
Остаться на службе подольше было мне совсем не сложно: срочный, как всегда, реферативный обзор, посвящённый одной узко очерченной теме военно-морской истории, потребовал изучения большого объёма иностранной периодики. Предупредила начальника, что задержусь в секретке, договорилась, что вернусь в приёмную переобуться, взять сумку. И вот, я в приёмной поздним вечером. Стихли последние гулкие шаги в коридоре. Света от уличных фонарей и от не дремлющей проходной вполне хватает, чтобы различать все детали и мелочи знакомого пространства.
Моя верная старенькая «Оливетти» матово отблёскивает крутыми боками. Я с нежностью провела по ней рукой. На секунду подумалось, что я, наверное, должна что-то срочное напечатать, раз осталась допоздна. А где же бумаги? В столе? Я уж потянулась было к ящику стола, и тут вспомнила: надо достать бумаги не из стола, а из шкафа в кабинете начальника.
В последние пару лет, из-за бесконечных реформ, сокращений, пертурбаций режим секретности перестали соблюдать так неукоснительно, как прежде. Наш исторический отдел чисто формально не принадлежал к числу секретных. Секреты особой важности всё равно хранились отдельно. Фёдор Анатольевич ждал со дня на день досрочного увольнения из-за преклонного возраста. Мне он очень доверял. Так что постепенно перестал, уходя, запирать дверь своего кабинета. Не то чтобы стал работать спустя рукава. Просто… жизнь вокруг стала другой, и мы, замечая это или нет, менялись вместе с ней.
В кабинете начальника было темнее, чем в приёмной, так как Фёдор Анатольевич всегда задёргивал вечером шторы. Но я не стала зажигать свет. Я, в общем, знала, где стоит нужная папка, и хорошо представляла её себе – зрительно и на ощупь: тёмно-зелёная, с выпуклым узором в виде гальки, с шелковистыми тесёмками, с аккуратной надписью по корешку синими чернилами. Я сняла папку с полки и вынесла в приёмную.
Теперь надо найти в ней те самые списки, которых от меня ждут. Я вынесу под одеждой несколько листов, передам человеку, с которым встречусь в условленном месте, а через полчаса он вернёт мне бумаги, и утром я, придя пораньше, положу их на прежнее место.
Всю последовательность действий я помнила очень ясно. Другое дело, что совершенно не понимала и не задумывалась, с какой целью должна всё это проделать.
Папка, раскрытая, лежала передо мной на журнальном столике. Я в третий раз скрупулёзно, страница за страницей листала бумаги, но не находила ни одного листа со списками.
Должно быть, в темноте я перепутала папки, взяла похожую. Надо было всего лишь вернуться в кабинет и заново поискать. Но мне не дали инструкцию «искать папку». Папку следовало просто «взять». «Найти» я должна списки. А их нет. Склонясь над папкой, я перестала шевелиться. Меня охватило тяжёлое замешательство, сродни ступору.
Из замешательства был только один выход: вынуть всё целиком содержимое папки и нести его на назначенную встречу. Такое сложное и нестандартное решение полностью оттормозило выполнение следующего пункта инструкции: спрятать бумаги под одеждой. Держа в руках стопку листов, на каждом из которых стоял гриф секретности, я направилась к вешалке за своим пальто. Точно так же, с бумагами наперевес, я пошла бы и через проходную. Но тут прямо передо мной выросла на фоне закрытой двери приёмной высокая белая фигура, преградив мне путь.
В том состоянии, в котором я пребывала, не удивляются и не пугаются. Я, наверное, уже была ближе к пространству между мирами, чем к реальности.
