Сущность, во-первых, сначала светится внутри себя самой или, иначе говоря, есть рефлексия; во-вторых, она является; в-третьих, она открывается. Она полагает себя в своем движении в следующих определениях:
I. как простую, в-себе-сущую сущность в ее определениях внутри себя;
II. как выступающую в наличное бытие, или, иначе говоря, по ее существованию и явлению;
III. как сущность, которая едина со своим явлением, как действительность.
Первый отдел
Сущность Как Рефлексия В Себе Самой
Сущность происходит из бытия; она постольку не есть непосредственно в себе и для себя, а есть некоторый результат указанного движения. Или если возьмем предварительно сущность как некое непосредственное, то она есть определенное наличное бытие, которому противостоит другое наличное бытие: она есть лишь существенное наличное бытие, противостоящее несущественному. Но сущность есть в себе и для себя снятое бытие; то, что ей противостоит, есть только видимость. Но видимость есть собственное полагание сущности.
Сущность есть, во-первых, рефлексия. Рефлексия определяет себя; ее определения суть некая положенность, которая вместе с тем есть рефлексия в себя;
во-вторых, надлежит рассмотреть эти рефлективные определения или определенные сущности (die Wesenheiten);
в-третьих, сущность как рефлексия процесса определения в себя самого делает себя основанием и переходит в существование и явление.
Первая глава
Видимость
Сущность, происходя из бытия, кажется противостоящей последнему; это непосредственное бытие есть ближайшим образом несущественное.
Однако оно, во-вторых, есть нечто большее, чем только несущественное, оно есть бытие, лишенное сущности, – видимость.
В-третьих, эта видимость не есть некоторое внешнее, другое по отношению к сущности, а она есть собственная видимость сущности. Свечение сущности видимостью (das Scheinen des Wesens) внутри ее самой есть рефлексия.
А. Существенное и несущественное
Сущность есть снятое бытие. Она есть простое равенство с самой собой, но постольку, поскольку она есть отрицание сферы бытия вообще. Таким образом, сущности противостоит непосредственность, как нечто такое, из чего она возникла и что сохранилось и удержалось в этом снятии. Сама сущность есть в этом определении сущая, непосредственная сущность, и бытие есть некоторое отрицательное лишь по отношению к сущности, а не само по себе; сущность есть, следовательно, некоторое определенное отрицание. Бытие и сущность, таким образом, снова относятся между собою, как другие вообще, ибо и то и другая обладают некоторым бытием, некоторой непосредственностью, безразличными друг к другу, и имеют одинаковую ценность cо стороны этого бытия.
Но вместе с тем бытие противоположно сущности, есть несущественное; по отношению к ней оно имеет определение снятого. Однако поскольку оно относится к сущности лишь вообще как некоторое другое, то сущность есть, собственно говоря, не сущность, а лишь некоторое другим образом определенное наличное бытие, существенное.
Различие между существенным и несущественным заставило сущность впасть снова в сферу наличного бытия, ибо сущность, какова она ближайшим образом определена относительно бытия как непосредственное сущее, и тем самым лишь как другое по отношению к бытию. Сфера наличного бытия тем самым положена в основание, и то обстоятельство, что то, что есть бытие в этом наличном бытии, есть в-себе-и-для-себя-бытие, – это обстоятельство представляет собою дальнейшее, самому наличному бытию внешнее определение; равно как и наоборот, сущность есть, правда, в-себе-и-для-себя-бытие, но лишь по отношению к другому, в определенном смысле. Поэтому, поскольку мы проводим в некотором наличном бытии различие между существенным и несущественным, это различие есть внешнее полагание, не затрагивающее самого наличного бытия отделение одной его части от другой, отделение, имеющее место в некотором третьем. При этом оказывается неопределенным, что принадлежит к существенному и что к несущественному. Это различие создается каким-либо внешним соображением и рассуждением, и потому одно и то же содержание может быть рассматриваемо то как существенное, то как несущественное.
При более точном рассмотрении оказывается, что сущность становится некоторым исключительно только существенным, противостоящим некоторому несущественному, благодаря тому, что сущность берется лить как снятое бытие или наличное бытие. Сущность есть, таким образом, лишь первое отрицание или, иначе говоря, отрицание, представляющее собой определенность, через которую бытие становится лишь наличным бытием, или наличное бытие – лишь некоторым другим. Но сущность есть абсолютная отрицательность бытия; она есть само бытие, но не только определенное как некоторое другое, а бытие, которое сняло себя и как непосредственное бытие, и как непосредственное отрицание (как отрицание, обремененное некоторым инобытием). Бытие или наличное бытие тем самым сохранилось не как другое, чем сущность, и то непосредственное, которое еще отличается от сущности, есть не просто некоторое несущественное наличное бытие, но и само по себе ничтожное непосредственное; оно есть лишь некоторая не-сущность (Unwesen), видимость.
B. Видимость
1. Бытие есть видимость. Бытие видимости состоит единственно только в снятости бытия, в его ничтожности; эту свою ничтожность оно имеет в сущности и вне своей ничтожности, вне сущности ее нет. Она есть отрицательное, положенное как отрицательное.
Видимость есть весь остаток, еще сохранившийся от сферы бытия. Но она кажется еще обладающей независимой от сущности непосредственной стороной и представляющей собой вообще некоторое ее (сущности) другое. В другом содержатся вообще два момента, момент наличного бытия и момент неимения наличного бытия. Так как несущественное уже больше не обладает бытием, то ему остается от инобытия лишь чистый момент неимения наличного бытия; видимость есть это непосредственное неимение наличного бытия, находящееся в определенности бытия таким образом, что оно обладает наличным бытием лишь в соотношении с другим, лишь в своем неимении наличного бытия; она есть несамостоятельное, имеющее бытие лишь в своем отрицании. На долю несущественного остается, следовательно, только чистая определенность непосредственности; оно дано (ist) как рефлектированная непосредственность, т. е. такая непосредственность, которая имеет бытие лишь через посредство своего отрицания и которая по отношению к своему опосредствованию есть не что иное, как пустое определение непосредственности неимения наличного бытия.
Таким образом, видимость есть феномен скептицизма или также явление идеализма, – такая непосредственность, которая не есть некое нечто или некая вещь и вообще не есть такое безразличное бытие, которое существовало бы вне своей определенности и соотношения с субъектом. «Есть» – этого скептицизм не позволял себе сказать; новейший же идеализм не позволял себе рассматривать познание, как некоторое знание о вещи-в-себе; эта видимость, по их воззрению, не имеет вообще основой некоторое бытие, в эти познания не вступает вещь-в-себе. Но вместе с тем скептицизм допускал многообразные определения своей видимости, или, вернее, его видимость имела своим содержанием все многообразное богатство мира. И точно так же явление идеализма охватывает собою весь объем этих многообразных определенностей. Видимость скептиков и явление новейших идеалистов непосредственно определены так многообразно. Пусть, стало быть, не лежит в основании этого содержания никакое бытие, никакая вещь или вещь-в-себе; это содержание само по себе остается таким, каково оно есть; оно лишь перемещено из бытия в видимость, так что видимость обладает внутри самой себя теми многообразными определенностями, которые суть непосредственные, сущие, взаимно другие. Видимость, следовательно, сама есть некое непосредственно определенное. Она может иметь то или другое содержание; но какое бы содержание она ни имела, оно все равно положено не ею самой, а она имеет его непосредственно. Лейбницевский или кантовский, фихтевский идеализм, равно как и другие формы последнего, так же мало, как и скептицизм, вышли за пределы бытия как определенности, за пределы этой непосредственности. Для скептицизма содержание его видимости ему дано; для него является чем-то непосредственным характер того содержания, которым обладает его видимость. Лейбницевская монада развивает из самой себя свои представления; но она не есть порождающая и соединяющая сила, а они возникают в ней, как мыльные пузыри; они безразличны, непосредственны по отношению друг к другу, а также и по отношению к самой монаде. Точно так же и кантовское явление есть некоторое данное содержание восприятия; оно (содержание) предполагает воздействия, определения субъекта, которые по отношению к самим себе и по отношению к последнему суть непосредственные. Бесконечный толчок
[91]фихтевского идеализма не имел, правда, в своем основании никакой вещи-в-себе, так что он становится исключительно некоторой определенностью в «я». Но эта определенность есть вместе с тем для «я», делающего ее своей и снимающего ее внешний характер, непосредственная определенность, предел «я», за который «я» может выйти, но который, однако, имеет в себе сторону безразличия, согласно которой он, хотя сам и есть в «я», все же содержит в себе непосредственное небытие последнего.
