Если рассматривать одну посылку, непосредственное соотношение субъективной цели с тем объектом, который, в силу этого соотношения, становится средством, то окажется, что цель не может непосредственно соотноситься с этим объектом; ибо последний есть нечто столь же непосредственное, как и тот служащий другим крайним термином объект, в котором цель должна быть выполнена через опосредствование. Поскольку они таким образом положены как разные, между этой объективностью и субъективной целью необходимо должно быть вставлено некоторое средство их соотношения; но это средство точно так же есть некоторый уже определенный целью объект, между объективностью которого и телеологическим определением следует вставить некоторое новое средство, и так далее до бесконечности. Тем самым положен бесконечный прогрессопосредствования. То же самое имеет место и относительно другой посылки – относительно соотношения средства с еще неопределенным объектом. Так как они безоговорочно самостоятельны, то они могут быть соединены лишь в некотором третьем, и так далее до бесконечности. Или, скажем наоборот, так как посылки уже предполагают заключение, то последнее, каково оно есть через указанные, лишь непосредственные посылки, может быть лишь несовершенным. Заключение или продукт целесообразной деятельности есть не что иное, как некоторый определенный некоторой внешней ему целью объект; он, стало быть, есть то же самое, что и средство. Поэтому в самом таком продукте получилось лишь некоторое средство, а не выполненная цель; или, иначе говоря: цель по существу дела не достигла в нем никакой объективности. Поэтому совершенно безразлично, будем ли мы рассматривать определенный внешней целью объект как выполненную цель или только как средство; это – релятивное, самому объекту внешнее, необъективное определение. Следовательно, все те объекты, которые воплощают в себе выполнение некоторой внешней цели, суть в такой же мере лишь средства к цели. То, что должно быть употреблено для выполнения некоторой цели и что по существу должно считаться средством, представляет собой средство именно по тому своему определению, что оно обречено на изнашивание. Но и тот объект, который должен содержать в себе выполненную цель и являть себя как ее объективность, тоже преходящ; он равным образом выполняет свою цель не через спокойное, самосохраняющееся наличное бытие, а лишь постольку, поскольку он изнашивается или потребляется; ибо лишь постольку он соответствует единству понятия, поскольку его внешность, т. е. его объективность, снимается в этом единстве. Дом, часы и так далее могут представляться целями по отношению к употребленным для их изготовления орудиям; но камни, балки (или колесики, оси) и так далее, составляющие действительность цели, выполняют эту последнюю лишь через испытываемое ими давление, через те химические процессы, действию которых в связи с воздухом, светом, водой они предоставлены и от которых они избавляют человека (в отношении часов: через трение колесиков и т. д.). Они, следовательно, выполняют свое назначение лишь через их употребление в дело и изнашивание и соответствуют тому, чем они должны быть, лишь через свое отрицание. Они не соединены с целью положительно, потому что они содержат в себе самоопределение лишь внешним образом и суть лишь относительные цели или, можно также сказать, суть по существу лишь средства.
Эти цели, как мы показали, имеют вообще некоторое ограниченное содержание; их формой служит бесконечное самоопределение понятия, которое (понятие) через это содержание ограничило себя до внешней единичности. Ограниченное содержание делает эти цели несоответствующими бесконечности понятия и неистинными; такая определенность предоставлена власти становления и изменения уже через сферу необходимости, через бытие, и она есть нечто преходящее.
3. Тем самым получается, как результат что внешняя целесообразность, которая пока что имеет лишь форму телеологии, доходит, собственно говоря, лишь до средств, а не до некоторой объективной цели, так как субъективная цель остается внешним, субъективным определением, – или же, поскольку субъективная цель деятельна и выполняет себя (хотя бы только в некотором средстве), она еще непосредственно связана с объективностью, погружена в последнюю; она сама есть некоторый объект, и цель, можно сказать, постольку не доходит до средства, так как нужно, чтобы цель была выполнена уже до того, как она получит возможность осуществиться через некоторое средство.
Однако на самом деле результат есть не только некоторое внешнее целевое соотношение, а истина этого соотношения – внутреннее целевое соотношение и некоторая объективная цель. Самостоятельная по отношению к понятию внешность объекта, которую цель делает своим пред-положением, положена в этом пред-положении как некоторая несущественная видимость и уже снята также и сама по себе; деятельность цели есть поэтому, собственно говоря, лишь выявление этой видимости и ее снятие. Как обнаружилось через понятие, первый объект становится через сообщение средством, так как он есть в себе тотальность понятия, и его определенность, которая не есть никакая другая определенность, кроме самой внешности, положена лишь как внешнее, несущественное и потому выступает в самой цели как ее собственный момент, а не как нечто самостоятельное по отношению к ней. В силу этого определение объекта к тому, чтобы быть средством, есть безоговорочно непосредственное определение. Поэтому для того, чтобы сделать этот объект средством, субъективная цель не нуждается ни в каком насилии или другом подтверждении своих прав в отношении объекта, кроме подтверждения себя самой; решение (Entschluss), раскрытие (Aufschluss), это определение самого себя, есть лишь положенная внешность объекта, который непосредственно выступает здесь как подчиненный цели и не обладает по отношению к ней никаким другим определением, кроме того, что его в-себе-и-для-себя-бытие представляет собой нечто ничтожное.
Второе снятие объективности через объективность разнится от рассмотренного снятия следующим образом: рассмотренное здесь снятие как первое есть цель в объективной непосредственности, второе же есть поэтому не только снятие некоторой первой непосредственности, а снятие обоих – объективного, как лишь положенного, и непосредственного. Отрицательность, значит, возвращается в самое себя таким образом, что она есть в такой же мере и восстановление объективности, но как объективности, тождественной с нею, и в этом восстановлении она вместе с тем есть также и полагание объективности как всего лишь определенной целью, внешней. Через последнее этот продукт остается, как и раньше, тоже средством; через первое же он есть тождественная с понятием объективность, реализованная цель, в которой тот аспект, что она есть средство, представляет собой реальность самой цели. В выполненной цели средство исчезает, потому что оно было бы лишь непосредственно подведенной под цель объективностью, между тем как в реализованной цели эта объективность выступает как возвращение цели в самое себя; тем самым, далее, и само опосредствование (представляющее собой некоторое отношение внешнего) также исчезает отчасти в конкретное тождество объективной цели, отчасти же в тождество как в абстрактное тождество и непосредственность наличного бытия.
В этом содержится также и то опосредствование, которое требовалось для первой посылки, для непосредственного соотношения цели с объектом. Осуществленная цель есть также и средство, и, обратно, истина средства заключается равным образом в том, что оно есть сама реальная цель, и первое снятие объективности есть уже и второе, точно так же как второе снятие оказалось содержащим в себе также и первое, а именно понятие определяет себя; его определенность есть внешнее безразличие, которое непосредственно определено в решении как снятое, а именно, как внутреннее, субъективное и вместе с тем как пред-положенный объект. Его дальнейшее выхождение за свои пределы, представлявшееся именно непосредственным сообщением и подведением под него пред-положенного объекта, есть вместе с тем снятие указанной внутренней, замкнутой в понятии, т. е. положенной как снятая определенности внешности, и вместе с тем оно есть снятие пред-положения некоторого объекта; тем самым это, по-видимости, первое снятие безразличной объективности есть уже также и второе, некоторая прошедшая сквозь опосредствование рефлексия в себя и выполненная цель.
