— А как мы сумеем выдать себя за журналистов, — спросила
Сигрид, — это ведь не профессор Бескудников? Прокурор вполне может попросить у
нас документы.
— У меня есть нужные документы, — Дронго достал из кармана
удостоверение аккредитованного в Москве журналиста Чарльза Сноу.
— Вы приготовили это удостоверение специально для нашего
расследования?
— Просто я подумал, что оно мне может понадобиться, и
захватил с собой.
Через полчаса они сидели в кабинете прокурора. Узнав, что к
нему приехали американские журналисты, прокурор Щербаков был чрезвычайно
доволен их визитом.
Он с удовольствием предвкушал их большие репортажи об
успешной работе самого прокурора и его сотрудников. Поэтому, любезно приняв
корреспондентов, он целых полчаса рассказывал об успехах вверенной ему
прокуратуры, стараясь произвести максимально выгодное впечатление. Дронго и
Сигрид пришлось выслушать весь набор комплиментов в адрес американских
журналистов, объективно освещающих работу прокурорских работников. Еще большее
красноречие прокурор проявил, рассказывая о своей тяжелой работе.
Лишь когда он наконец немного подыссяк, Дронго стал задавать
ничего не значащие вопросы, пытаясь выйти на главный вопрос — о Короткове.
И лишь когда Дронго спросил о случаях непредумышленных
преступлений, о несчастных случаях, которые произошли в районе за последний
год, прокурор подумал и быстро сказал:
— Да, у нас таких случаев бывает очень много. Почти всегда
много. К сожалению, конечно. Особенно много дорожно-транспортных происшествий.
— У нас эта проблема тоже существует, — кивнул Дронго,
говоривший по-русски с чудовищным акцентом, — но мы сегодня утром брали
интервью у профессора Бескудникова, и он рассказал нам о гибели своего врача. Я
забыл его фамилию.
— Да, я помню, — оживился прокурор, — это дело вел мой
помощник Сарыбин.
Но там не было ничего существенного. Просто несчастный
случай.
Врач-патологоанатом в темноте не заметил котлована и упал в
него, сломав себе позвоночник. Конечно, очень плохо, что все так случилось, но
это был типичный несчастный случай.
— А мы не могли бы побеседовать с кем-нибудь из ваших
работников? — спросила Сигрид. — Например, с этим Сарыбиным. Он наверняка может
рассказать много интересного о работе прокуратуры.
— Прекрасно, — сказал по-английски Дронго.
Он специально вставлял английские слова, чтобы произвести
еще большее впечатление на прокурора.
— Сейчас я его вызову, — поднял трубку прокурор.
Через минуту в кабинет вошел коренастый широкоплечий молодой
человек с полным, одутловатым лицом.
— Это и есть наш Сарыбин, — представил своего сотрудника
прокурор, — тот самый, который занимался делом о погибшем враче.
Сарыбин посмотрел на журналистов. Что-то мелькнуло в его
взгляде.
— Расскажи, что там случилось, — сурово потребовал прокурор.
Он принадлежал к тем начальникам, которые даже на мгновение
боятся оставлять своих подчиненных с журналистами одних. Привыкший все решать
сам и все лично контролировать, неутомимый и неугомонный Щербаков не доверял
никому.
— Мы уже закрыли это дело, — сурово сказал Сарыбин, — вы
ведь сами все подписали.
— Это американские журналисты. Они интересуются
расследованием различных дел и хотят написать о работе нашей прокуратуры, —
строго сказал Щербаков. — Неужели ты не можешь вспомнить, как все там было?
— Поздно ночью Коротков возвращался домой и попал в
котлован. Стройка не была освещена как положено, как раз в это время были
перебои с электроэнергией.
Вы ведь помните, что сами подписывали заключение, — напомнил
Сарыбин.
— Конечно, помню. Но ты расскажи нам подробности.
— Больше никаких подробностей, — пожал плечами Сарыбин и,
метнув из-под тяжелых век осторожный взгляд на пришельцев, поинтересовался:
— А почему их так интересует именно Коротков?
— Их интересует работа нашей прокуратуры, — поморщился
Щербаков, досадуя на тупость подчиненного, — ладно, ты можешь идти, все равно
ничего путного мы от тебя не услышим.
Когда Сарыбин вышел, прокурор вздохнул.
— Вот такой материал к нам попадает. И мы делаем из них
настоящих специалистов. Стараемся воспитать достойную смену.
Он говорил еще минут десять, сглаживая впечатление,
оставленное его работником, пока Дронго не прервал его словесные излияния.
— Нам уже пора, — извинительно сказал он, — было очень
приятно с вами познакомиться. Разрешите, мы заедем через несколько дней и
сделаем несколько ваших фотографий. У нас есть договор с журналом «Огонек», они
обещали давать наши статьи в переводе на русский.
— Конечно, — обрадовался Щербаков.
Все, что касалось лично его, было самым важным. Неглупый
человек, переведенный сюда из Управления общего надзора, где он пользовался
заслуженным уважением за свой опыт и знания, здесь он был просто не на своем
месте.
Когда они вышли из здания, Дронго задумчиво сказал:
— Какой-то заговор молчания получается. Мне кажется, что и
Сарыбин знает больше, чем его прокурор. И почему-то тоже не хочет нам сообщать.
Он не знал, что за минуту до этого Сарыбин убеждал своего
собеседника по телефону:
— Говорят, что американцы… Делают вид, что интересуются
нашей работой…
Но на самом деле их интересует Коротков. Да, как вы меня
предупреждали… Их интересует, как именно он погиб…
Глава 12
Пить мексиканскую водку «текилу» — это особое искусство.
Сначала нужно натереть лимоном участок ладони между большим и указательным
пальцами. Потом посыпать солью. И лишь затем, выпив «текилу», лизнуть соль и
закусить лимоном.
При этом соль должна быть крупнозернистая, а лимон зеленым и
горьким, чтобы ощущение было полным. И конечно, должна быть настоящая
мексиканская «текила».
Именно такую любил пить в ресторане «Санта-Фе» частенько
приезжавший сюда Заика.
Свою кличку он получил от фамилии Заикин, которая была его
первой и настоящей фамилией. На самом деле он никогда не заикался и в первые
годы даже ужасно злился, когда его обзывали подобной кличкой. Но с годами
успокоился и даже гордился кличкой, наводившей ужас на врагов. А врагов было
слишком много.
Вот и теперь он приехал в ресторан не один, а в
сопровождении своего телохранителя, который обычно обедал с ним и выполнял
функции его водителя.
