— Если останусь в живых.
Надев пиджак и плащ, он вышел в коридор, плотно закрыв за
собой дверь.
Риск, на который он шел, был сознательной платой за
расследование, которое он все-таки хотел довести до конца. Но в душе поселился
непривычный страх. Он давно приучил себя к мысли не бояться смерти, но страх за
Сигрид не покидал его. Перед глазами стояла картина смерти ее матери, и он не
хотел, чтобы молодая женщина закончила свою жизнь таким же роковым образом.
Кроме того, он не хотел признаваться даже самому себе, что последние слова
Сигрид в посольстве, когда она фактически призналась ему в своих чувствах,
довольно сильно на него подействовали. И он твердо знал, что скорее умрет сам,
но не допустит смерти Сигрид.
Внизу, в холле, было много народу. Несмотря на полночь,
здесь находились несколько красивых молодых женщин. Администрация отеля
боролась с проституцией всеми доступными мерами, но на блеск самого роскошного
отеля Москвы слетались «бабочки», которых невозможно было отвадить. Кроме того,
они придавали любому хорошему отелю некоторую пикантность, и если красивые
женщины служили дополнительным стимулом и украшением пейзажа, то против этого
никто принципиально не возражал. По большому счету молодых женщин, посещавших
ночные клубы и респектабельные рестораны в центре города, нельзя было считать
«жрицами любви». Среди них попадались и вполне состоятельные «ловцы счастья»
или просто любительницы экзотических приключений, которые охотно отдавались
невиданным прежде забавам.
Дронго вышел на улицу и встал у подъезда. Затем сделал
несколько шагов.
Почти сразу рядом с ним остановилась «Тойота» с темными
стеклами. Переднее стекло опустилось. На него смотрел молодой рыжий тип с
наглыми вытаращенными глазами.
Он резко мотнул головой, приглашая Дронго сесть на заднее
сиденье. Дронго открыл дверь и, наклонившись, забрался в машину, которая сразу
рванула с места.
Эти ребята не были похожи на утренних наблюдателей. Если
прежние своими методами и физиономиями очень смахивали на сотрудников МВД или
КГБ, то приехавшие за ним молодые парни напоминали отъевшихся молодых волчат,
только что превратившихся из сопляков в матерых волков.
В машине не было сказано ни слова, из чего Дронго понял, что
эти двое не говорят на иностранных языках. Водитель просто внимательно
посмотрел на пассажира, словно проверяя, кого именно они взяли. Они даже не
проверяли карманы Дронго. Им и в голову не могло прийти, что севший в машину
человек был одним из лучших специалистов по расследованию самых невероятных
преступлений.
Они и не подозревали о том, что, выступая в категории
«мухи», сошлись на ринге с тяжеловесом.
Глава 20
Самойлов уже послал оригинал пленки на экспертизу, попросив
установить, принадлежала ли она действительно заместителю председателя
таможенного комитета или была искусно сделанной фальшивкой.
Теперь, слушая пленку в очередной раз, полковник нервничал,
понимая, какой бесценный материал случайно попал в их руки.
— Интересно, кто такой Иван Дмитриевич? — рассуждал вслух
Самойлов.
— Я проверял, — ответил Юдин, — в руководстве таможенного
комитета нет человека с такими инициалами.
— А может, он и не в руководстве. Может, это обычный рядовой
сотрудник, которому звонил Леонтьев, — предположил полковник, проверяя сам
себя.
— Нет, — возразил Юдин, — это раньше такое могло случиться,
в советское время, когда рядовой бармен или аптекарь оказывался главой крупной
бандитской организации. Сейчас во главе обычно стоят люди с деньгами или с
положением. Они уже давно ничего не боятся… Поэтому человек, которому звонил
Леонтьев, обязательно должен быть либо крупным банкиром, либо крупным
государственным чиновником.
— Согласен, — кивнул Самойлов, — в таком случае тебе нужно
будет проверить всех знакомых Леонтьева, с которыми он общался или мог
общаться.
— Я уже разбираюсь с его делом, — напомнил Виктор, — но пока
ничего конкретного нет. Я все пытаюсь понять, что общего между его
самоубийством, в которое я теперь вообще не верю, и внезапно исчезнувшей фирмой
«Монотекс», которую представлял Дьяков?
— Во всяком случае, мы скоро об этом узнаем, — сказал
полковник, — наш представитель уже сегодня вылетает в Амстердам. Попытаемся
выяснить по старым адресам возможных компаньонов «Монотекса», куда отправлялись
грузы и кто стоит за этой фирмой в Москве.
— Вы все-таки послали в Амстердам сотрудника, — понял Юдин,
— может, вы и правы. Но это очень большой риск.
— Мы должны наконец понять, что здесь происходит, — Самойлов
вздохнул. — Давай лучше поедем, вместе допросим напарника Крутикова. Может, он
нам сумеет рассказать немного больше, чем наш раненый. Казак не столь
мужественно держался во время захвата и вряд ли будет молчать.
— Его уже допрашивал Уханов, — напомнил Виктор, — но он
клянется, что вообще ничего не знает.
— Попробуем на него надавить, — кивнул Самойлов, — но еще
лучше использовать милицейский вариант с подсадкой. Такие типы, как Казак,
обычно начинают юлить, врать, изворачиваться, лишь бы сохранить себе жизнь, и
все валят на напарников. А перед сокамерниками они хотят хорошо выглядеть и начинают
хвастаться и выставлять себя чуть ли не героями. Типичный трусливый подонок,
которому хочется выглядеть гораздо лучше, чем он есть на самом деле. С такими
даже труднее, чем с Крутиковым. Тот просто убийца и сукин сын без всяких
претензий. А этот — трусливый убийца. Это самая гнусная разновидность, когда он
готов идти на все, чтобы скрыть содеянное и предстать перед своими корешами
настоящим суперменом.
— Почему убийцы бывают обычно такими трусливыми? —
поморщился Виктор. — Может, из-за того, что у них самих пониженный болевой
порог восприятия чужого несчастья? Может, поэтому они столь ценят свою
собственную шкуру? У меня был один насильник, который убил и изнасиловал
нескольких детей. Мы искали его почти два года. И каждый раз, после каждого
найденного трупа, я давал себе слово, когда мы его схватим, я его лично разрежу
на мелкие кусочки. Наконец мы его арестовали. Сразу же после ареста он начал
умолять меня посадить его в одиночку, хорошо зная, что его ждет в общей камере.
С таким мерзавцем не захочет сидеть ни один уважающий себя уголовник.
— И что ты сделал? — с потемневшим лицом спросил полковник.
— Куда ты его посадил?
Виктор посмотрел Самойлову в глаза. Почему-то откашлялся. И
очень тихо сказал:
— Я отправил его в общую камеру. Он повесился через два дня.
Я попросил экспертов сделать мне копии с фотографий его трупа и раздал всем
родителям детей, которых он убил.
Самойлов поднялся:
— Поехали к этому Казаку. Уханов обещал, что сумеет
что-нибудь придумать.
