— Лучше уезжайте к себе в Америку. Или откуда вы там
прибыли. Если вы не представляете какую-нибудь организацию, о существовании
которой я пока не знаю.
И если вы действительно иностранец. Для всех будет лучше,
если вы уедете.
— Я должен знать, почему убили Элизабет Роудс и кто отдал об
этом приказ, — возразил Дронго. — Я не успокоюсь, пока этого не узнаю.
— Тогда вместо ответа вы получите пулю в голову, —
предостерегающе заметил Чихарев, — вы напрасно так хорохоритесь. Я хорошо знаю,
что говорю. Пока вам везет, убирайтесь из Москвы. Вы и так уже зашли слишком
далеко. Но везение не может продолжаться слишком долго.
— Наверху сидят ваши внуки, — напомнил Дронго, — неужели вы
не думаете о них?
— Это нечестно, — сказал полковник, — мы договаривались, что
про них вы забудете. Я ответил почти на все ваши вопросы.
— Вы мерите только своими стандартами, — разозлился Дронго.
— Считаете, что я способен причинить боль ребенку, даже если он внук такого
негодяя, как вы, Чихарев. Плохо вы думаете о людях. Я имел в виду, что ваши
внуки растут в этой стране. Неужели вам не страшно, что, помогая переправлять
наркотики, вы делаете тысячи молодых людей несчастными, обрекая их на быструю
смерть? А что, если завтра ваши внуки пристрастятся к наркотикам?
— Не нужно морализировать, — перебил полковник, — больше я
вам все равно ничего не скажу. Если хотите меня убить, можете стрелять.
— Что это даст? — пожал плечами Дронго. — Вы и так обречены.
Ваш негласный руководитель не простит вам стольких неудач. Сначала вы ничего не
смогли со мной сделать, потом я убрал ваших людей на складе, потом освободил
Сигрид Андерссон. Вам не простят стольких неудач, полковник. Можете считать
себя трупом. Единственный выход для вас — назвать мне имя вашего шефа. Того
самого человека, который отдавал приказы. Иначе он доберется до вас раньше, чем
я до него. И тогда вас ничто не спасет.
Полковник задумчиво молчал.
— Это ваш последний шанс, — настаивал Дронго, — вы ведь
умный человек. И достаточно опытный. Просчитайте все и поймете, что лучше дать
мне возможность добраться до его горла. Это и в ваших интересах.
Полковник помолчал еще немного. Потом решительно сказал:
— Нет, не могу. Может, вы и правы. Но это все равно ничего
не решит. Даже если вы до него доберетесь, вы не сможете победить. Это целая
система, а бороться с системой в одиночку невозможно. И потом, я не совсем
понимаю, почему вы так заинтересованы в деле именно этой Роудс?
— Американская журналистка Элизабет Роудс — дочь сенатора
Джозефа Роудса, — сообщил Дронго, — ее отец сейчас находится в Москве, в
американском посольстве. Все, что знаю я, знают и там. Уже сегодня вечером
сенатор будет принят министром внутренних дел России. У вас не останется ни
одного шанса. Вы умрете еще до вечера.
Чихарев понял, что его подставили. Он недоверчиво спросил:
— Откуда вы знаете, что она дочь сенатора?
— Он меня нанял, чтобы я провел это расследование, — ответил
Дронго. — И он ждет, чтобы я назвал ему имя основного заказчика. Его не
интересует коррупция в России и тем более ваши мафиозные связи. Ему важно
знать, кто и почему убил его дочь.
— Понимаю, — задумчиво сказал полковник, — черт побери, кто
мог подумать, что она дочка сенатора. Ее задушили рядом с рестораном «Золотой
нимб». Хозяин ресторана работал на нас. А официантка, которая там находилась,
была девушкой Марата. Сначала она подсыпала лекарство в кофе журналистки, а
потом ее задушили уголовники.
— Ее тоже изнасиловали?
— Не считайте меня скотиной, — вспыхнул полковник, — ее
просто задушили. А потом инсценировали автомобильную катастрофу.
— Все верно, — кивнул Дронго. — И потом по вашему приказу
эксперты Полеванов и Коротков состряпали акт экспертизы, по которому выходило,
что, находясь в состоянии сильного алкогольного опьянения, американская
журналистка сама врезалась в грузовик. И все было бы правильно. Если бы не одно
маленькое обстоятельство. Вас подвела самоуверенность. Вы не знали, что
Элизабет Роудс никогда в жизни не употребляла алкоголь. У нее была аллергия на
алкогольные напитки. Не знал этого и Полеванов, когда давал заключение от имени
своего тестя профессора Бескудникова.
— Вы хорошо поработали, — снова отметил Чихарев. — Я даже не
ожидал, что кто-нибудь сумеет так быстро до всего докопаться.
— В отличие от вас. Вы допустили несколько незначительных
ошибок, сначала не обратив внимания на это обстоятельство. Потом убрав эксперта
Короткова. И, наконец, явно недооценив меня. В результате я теперь знаю о вас
ровно столько, сколько хватит для того, чтобы вы были сегодня убиты. И без
всяких шансов, полковник. Теперь решайте сами. Если вы назовете мне имя, шансы
будут пятьдесят на пятьдесят. Или я убью вашего шефа, или он убьет меня. Если
же вы не назовете имя, то почти со стопроцентной уверенностью могу сказать, что
он, не задумываясь, прикажет вас убрать. В этом варианте все сто процентов
против вас.
Полковник напряженно думал.
— В зоопарках, где показывают аллигаторов, есть невидимая
черта, за которую никто не должен заходить, — сказал вдруг Дронго, — иначе
спокойно лежащий, внешне неподвижный аллигатор делает быстрый бросок и хватает
несчастного. Спастись в таких случаях почти невозможно. Вы зашли за эту линию,
полковник, и теперь должны сами решать, что делать и как уберечься от
надвигающейся на вас пасти аллигатора.
— Красиво, — кивнул полковник, — вы настоящий поэт. Может,
вы и стихи пишете?
— Пишу. Только не стихи и не чернилами, — холодно парировал
Дронго, — Элизабет убрали за то, что она слишком много узнала?
— Конечно. Она действительно переступила черту. Особенно ее
интересовала деятельность финансовой группы «Монотекс». Сейчас этой компании
уже нет, но ее ликвидировали из-за этой журналистки. Она передала материалы в
несколько российских газет. Был большой скандал. Груз «Монотекса» был задержан,
в результате чего понесли потери многие очень влиятельные люди. А человек,
курировавший отправку груза и занимавший очень высокий пост, вынужден был даже
застрелиться. Согласитесь, такие вещи не прощаются. Она была обречена. В
известном смысле она действительно переступила черту.
— Кто отдал приказ? — в последний раз настойчиво спросил
Дронго. — Я постараюсь сделать так, чтобы он пожалел о своем решении.
— Но вы не сможете ничего сделать, — сказал полковник, — это
просто невозможно. Он слишком крепко связан с другими людьми, слишком много для
всех значит, чтобы вы просто пришли к нему и высказали свои претензии. Неужели
вы еще не поняли, что за этим делом стоят люди гораздо более могущественные,
чем я или человек, который дает мне распоряжения. Неужели вы действительно
хотите добраться до верхушки пирамиды? Даже я не знаю, кто на самом деле стоит на
самом верху. Туда смотреть нельзя, может закружиться голова, и тогда вы просто
упадете.
