— Да, сенатор, — согласился Дронго, — только ваша дочь была
настоящим героем. Рискуя жизнью, она пыталась разоблачить международную банду,
переправлявшую наркотики через Москву. Она выполняла свой долг, спасала тысячи
детей от этого пагубного пристрастия. Я понимаю, что говорю обычные в таких
случаях слова, но должен признаться, что горжусь знакомством с вами. У вас была
прекрасная дочь, сенатор Роудс. Вы можете ею гордиться.
Сенатор отвернулся, словно в глаза ему попала какая-то
соринка. Потом вдруг сказал:
— Правительство Соединенных Штатов наградило ее медалью,
посмертно. Они обещали, что вручат мне эту медаль, когда я вернусь в Вашингтон.
Простите меня, мне лучше на минуту выйти. Вы можете пока попрощаться с Сигрид.
Он быстро вышел, оставив их одних.
— Ты уже улетаешь? — спросил Дронго.
— А ты хочешь, чтобы я осталась? — в свою очередь спросила
Сигрид, наклоняясь к нему.
— Нет, — честно признался Дронго, — здесь слишком опасно.
— Спасибо тебе за все, — прошептала она, наклоняясь еще
ниже, — за то, что ты есть. Мне будет легче там, в Америке, когда я буду о тебе
думать.
— И мне тоже, — прошептал Дронго.
Она наклонилась еще. Это был второй поцелуй в их жизни.
Потом она поднялась.
— Я буду тебе звонить, — сказала Сигрид, — и если
когда-нибудь буду тебе нужна, ты только позови меня, я сразу прилечу.
— У нас слишком разные миры, Сигрид, — Дронго вздохнул. —
Они редко соприкасаются.
Она отвернулась, чтобы скрыть слезы, и в этот момент вошел
сенатор.
— Послушайте меня, — заговорил он решительно, — пока я там
стоял, я много передумал. Вас считают лучшим в мире аналитиком, специалистом
мирового класса.
Вы могли бы открыть собственное агентство, создать свою
школу расследования.
Может, вы переедете к нам в Америку? Я могу сделать все, что
для этого нужно.
Получить разрешение на въезд и на работу. У вас будет все
необходимое.
— В данный момент мне нужна еще одна капельница, — пошутил
Дронго. — Спасибо, сенатор, я ценю ваше отношение. Но это не для меня. Я
слишком люблю независимый образ жизни и не собираюсь его менять.
Роудс молча смотрел на него. Потом достал из кармана конверт.
— Здесь чек на сто тысяч долларов. Я благодарю вас за все,
что вы сделали для нашей семьи.
Дронго смотрел на конверт.
— Линия аллигатора, — вдруг сказал он, — мы с вашей дочерью
переступили эту черту.
— Что? — не понял его Роудс.
— Ничего. Спасибо вам, сенатор. И за ваше предложение тоже
спасибо. Поверьте, если бы я мог его принять, я бы его обязательно принял.
Роудс встал. Протянул руку.
— Вы удивительный человек, Дронго, — сказал он, — вы знаете,
я никогда не встречал подобных вам людей. Вы вселяете веру в то, что в наше
время Честь и Правда еще могут дорого стоить, а Бог все еще способен побеждать
Дьявола.
Дронго кивнул, словно соглашаясь с тем, что ему сказали.
Роудс крепко пожал руку Дронго.
Они направились к двери. Сигрид, обернувшись, помахала ему
рукой.
И только когда Дронго остался один, он с удивлением
почувствовал, что у него болит сердце, впервые в жизни. Он даже не подозревал
до этого, что оно может так сильно болеть.
