– Это страшно, – сказал профессор.
– Будет еще страшнее, если ты меня не послушаешься, – хрипло произнес Пловец. – Клади пистолет в карман.
Профессор вздрогнул и подчинился.
– Теперь вели ей приступить к работе, – сказал Пловец.
Профессор суетливо кивнул и обратился к Об.
– Ты… работа… камень, – четко проговорил он.
Об не двинулась с места, внимательно разглядывая профессора. Она удивилась повелительным интонациям, с которыми человек обращался к бесу-богу. Человек может повелевать богами.
– Прошу тебя, Об, – сказал Пловец, – продолжай работать.
* * *
На лице Об появилось выражение сродни религиозному поклонению, когда она посмотрела на Пловца.
– Ты. Хотеть. Об. Работать? – спросила она.
– Ты работай, – ответил Пловец и похлопал ее по руке.
Губы ее снова тронула застенчивая улыбка. Она вернулась к верстаку и алмазу.
– Об. Работать? – еще раз спросила она.
Пловец взглянул на дядю, который никак не мог оправиться от потрясения и смотрел прямо перед собой остекленевшим взором.
– Дядя?
Профессор тряхнул головой и посмотрел на Пловца почти осмысленным взглядом.
– Если кто-нибудь спросит, где Джеп, – сказал Пловец, – скажи, что он пошел прогуляться, а тебя оставил наблюдать, как работает Об. Понял?
Профессор перевел дух:
– Я все понял, Конрад. Я должен притворяться и врать. Но поспеши. Это просто отвратительно.
Тук!
Об отколола от камня еще один фрагмент.
Тук!
Пловец глубоко вздохнул. Времени на страх уже не было, и он должен забыть о том, что он – патологический трус. Жизни дяди и этой странно привлекательной первобытной женщины зависели от него. Он собрался с духом, выскользнул из комнаты и боковым коридором вышел на кухню. Там никого не было, только на плите, на огне, стояла кастрюля. Пряный запах какого-то блюда преследовал Пловца, пока он выходил из дома через заднее крыльцо.
Мягкий бриз шевелил верхушки сосен. Пловец посмотрел вверх, отметил положение солнца – до полудня было еще довольно далеко. Он заметил с двух сторон какое-то движение – это патрули обходили берег.
Неимоверным усилием воли Пловец заставил себя идти к озеру неторопливым вальяжным шагом. Он решил выйти к берегу между двумя патрульными. На берегу лежало поваленное дерево; крона его покоилась в воде, ветви были частично погружены в озеро, а частично поднимались кверху. Он сел на песок рядом с лежащим деревом в нескольких дюймах от воды и принялся, словно праздно развлекаясь, бросать сосновые шишки в воду. Патрульные, скользнув по нему равнодушным взглядом, прошли мимо.
Пловец сидел на берегу, раздумывая, почему находит Об такой привлекательной. Поразмышляв, он решил, что она нравилась ему, потому что была единственной женщиной, смотревшей на него без всякого отвращения.
Патрульные встретились за его спиной, разминулись и пошли в разные стороны. Теперь оба повернулись к нему спиной. Он достал из кармана маску, надел ее, скользнул в воду между ветвями поваленной сосны и нырнул. Годы практики сделали его движения почти полностью бесшумными.
Он неторопливо выплыл на середину, держась ближе к дну. Непромокаемый костюм раздулся вокруг него, и Пловец специальными шнурками затянул его.
Оказавшись в самом глубоком месте, он повернул каблуки ботинок, и из подошв веером развернулись ласты. Подгоняя себя мощными гребками, он стремительно поплыл к противоположному берегу, время от времени сверяя направление по наручному компасу.
Им владели сейчас странные чувства, и не в последнюю очередь это было чувство очищения, чувство разрыва с преступным прошлым. Кодекс был однозначным – нельзя доносить на товарищей независимо от причин.
Но теперь он вынужден донести. В противном случае может погибнуть женщина, которая стала очень важной для него.
V
Когда Пловец впоследствии вспоминал этот день, который власти назвали «днем разгрома банды Джепсона», он казался ему сном, нереальным, но очень ярким сном.
Заплыв под водой озера прошел абсолютно спокойно, в нем не было ничего необычного, и он не стал частью незабываемого сновидения. Пловец вынырнул на противоположном берегу в месте, откуда остров был не виден, выбрался из воды и по узкой извилистой лесной тропинке, петлявшей между кустами и деревьями, очень скоро вышел на грунтовую дорогу, по обочинам которой высились валы срезанного ножами бульдозеров дерна. Эта дорога вывела его на шоссе, где его подобрал ехавший на грузовике фермер.
Пловец почему-то не запомнил его лица, но зато ему в память навсегда врезался его немного гнусавый голос и темная родинка на костяшке указательного пальца правой руки. Почему-то Пловцу показалось очень важным, что фермер вез капусту, которая пахла свежевскопанной землей.
Тревога за Об держала Пловца в напряжении; он нетерпеливо ерзал на краю сиденья.
Фермер называл его «соседом» и жаловался на высокие цены на удобрения. Пловцу он задал один-единственный вопрос:
– Куда путь держишь, сосед?
– В город, – ответил Пловец.
Городом, согласно щиту на дороге, оказался Аккервиль, население – двенадцать тысяч девятьсот восемь человек. Фермер высадил Пловца перед высоким зданием, которое наверняка было построено на рубеже веков: это был огромный куб из стекла и алюминия. Вывеска над входом гласила, что это административный центр округа Крейн.
Часы пробили полдень, когда Пловец вошел в здание и, ориентируясь по указателям, направился в кабинет шерифа. Это место он потом вспоминал по запаху (в коридорах пахло дезинфекцией с сосновым ароматизатором); однако больше всего ему запомнился сам шериф – высокий, худощавый человек в старомодном костюме и западной шляпе, который, как только Пловец вошел в кабинет, сказал:
– Вы, должно быть, Конрад Румель. Ральф Абернети только что позвонил из машины и сказал, что привез вас в город.
Сам факт, что фермер из Северной Миннесоты смог его опознать, помог Пловцу понять, что он попал в жернова весьма эффективной системы. В дверях, за его спиной появились вооруженные сотрудники шерифа. Они не скрыли удивления, не обнаружив оружия у Пловца. Его препроводили в обшитый деревянными панелями кабинет, окна которого выходили на улицу и как раз на то самое место, где его высадил фермер.
Ральф Абернети. Это имя в его воспоминаниях не было связано ни с каким конкретным лицом. Пловец никак не мог понять, каким образом он смог проехать с фермером в кабине довольно долго и не запомнить его лица.
Об! Помни о ней и об опасности!
* * *
Шериф хотел знать все о Марсианском алмазе.
Пловцу пришлось рассказывать одну и ту же историю трижды, сначала шерифу и его помощникам, потом лысому седобородому толстяку, который представился окружным прокурором. Все эти люди нисколько не были озабочены экстренностью ситуации и очень неторопливо задавали свои вопросы.
