Когда последний золотистый провод был вырван из стены, когда был разбит вдребезги последний стеклянный предмет, когда со звоном рухнули последние балки туннеля – над страной воцарилась небывалая тишина.
Уит вылез на поверхность и окунулся в море серебристого лунного света. Странная полоска пластика выпала из его руки. Это была светящаяся пластинка, при свете которой он блуждал по темным закоулкам электронного разума Машины. Воротник рубашки был расстегнут, и Уит ощущал какой-то особый стыд. Он смотрел на пепелище машины во все глаза. Кругом были тени и пыль. Он понял, что играет сейчас ту же роль фигляра, что и Машина. Он знал, что это произойдет, и мог считать себя пророком.
– Кажется, мы освободились от нее, – сказал он.
Где-то под землей он умудрился сильно порезаться: с левой руки, с раны на костяшках пальцев на пыльную мостовую падали капли крови.
– Я порезался, – сказал Уит и добавил: – Я порезался сам.
Эта мысль воспламенила его, он понял, что отныне он сам и никто другой будет искать для себя счастья. Это чувство он пронес до самого дома, из двери которого, грациозно прихрамывая, вышла жена и остановилась, ожидая, когда он подойдет к ней в мигающем свете уличных фонарей. Она была совершенно растеряна и ошеломлена чувствами, обрушившимися на нее на закате жизни. Она еще не знала, чем заполнить место в душе, в котором ей так долго отказывала Машина.
Уит, споткнувшись, подбежал к ней и протянул вперед порезанную руку, словно это было главное, что произошло в его жизни.
– Ты пьян, – сказала жена.
Семенной фонд
Когда заходящее солнце почти коснулось кромки пурпурного океана, повиснув над ним, словно гигантский оранжевый шар – намного больший, чем солнце Матери-Земли, – Кроудар повел своих рыбаков назад в гавань.
Коренастый Кроудар выглядел тяжеловесным, но под рыбацкой одеждой скрывалось такое же, как у остальных, сплетенное из сухожилий и мышц тело. Врачи говорили, что на этой планете очень нездоровые условия. Она «отягощает организм». Сказывалась разница в химическом составе атмосферы и почвы, в силе тяжести, в продолжительности суток, имело значение даже отсутствие луны, а значит, приливов и отливов.
Длинные соломенно-желтые волосы Кроудара, которые очень ему шли, были убраны под косынку из красной материи. Портрет завершали широкий низкий лоб, глубоко посаженные большие глаза цвета линялой синевы, крючковатый, немного вдавленный нос, толстые губы и неровные редкие желтоватые зубы, а также овальный подбородок, переходящий в короткую жилистую шею.
Наблюдая одновременно за парусом и берегом, Кроудар босой ногой управлял румпелем.
Они пробыли в море целый день на ловле ракообразного животного троди, которое было главным источником белка для жителей колонии. В гавань возвращались девять лодок, и люди в них устали до изнеможения. Они неподвижно сидели на палубах, закрыв глаза. Некоторые, правда, бесцельно смотрели в пустоту ничего не выражающим взглядом.
Ветерок поднимал низкую рябь в гавани, шевелил мокрые от пота соломенные волосы Кроудара на шее. Ветер надувал паруса, подгоняя тяжело груженные лодки к желанной пристани.
Люди зашевелились. Были с шорохом и хлопаньем спущены паруса. Все действия выполнялись экономно, без лишних движений, чтобы не тратить сил, которых и так уже не было.
В районе морского течения было много троди, и Кроудар заставил своих людей работать на пределе сил. Впрочем, рыбаков не надо было особенно подгонять. Все понимали, что иначе нельзя. Перемещения полезных животных на этой планете были абсолютно непредсказуемы. Троди могли в любой момент исчезнуть и уплыть неизвестно куда – такое уже случалось не раз.
Колония голодала, дети просили есть, и питание пришлось рационировать. Люди редко говорили об этом, но все об этом знали.
Прошло уже больше трех лет с тех пор, как Кроудар взвалил на плечи мешок с трепыхающимися троди и, утопая утомленными босыми ногами в прибрежном песке, поплелся к складам и коптильням, где этих морских тварей сушили для дальнейшей обработки. Да, прошло больше трех лет с тех пор, как их корабль приземлился на этой планете.
Корабль, доставивший колонистов, был оснащен разными инструментами. На судне прибыли прошедшие строгий отбор люди, домашний скот и многие вещи, необходимые для поселения. Все вроде бы было предусмотрено для удачного расселения людей на новом месте. Корабль был сконструирован так, что после посадки его можно было разобрать на множество полезных предметов.
Необходимого запаса почему-то хватило ненадолго, и колонистам пришлось самим изготавливать необходимые инструменты, орудия и приспособления. Они еще не укоренились здесь, и Кроудар отчетливо это понимал. Прошло больше трех местных лет, что соответствовало пяти годам на Матери-Земле, а они продолжали выживать на грани голодной смерти. Люди жили здесь, как в ловушке. Да, это была правда. Восстановить корабль они не могли, и, даже если бы такое чудо случилось, улететь все равно было бы невозможно по причине отсутствия топлива.
Колония была здесь навсегда.
Каждый колонист знал неприятную истину об их трудном положении: выживание их отнюдь не было гарантировано. Это было понятно не искушенному высокими познаниями уму Кроудара, он знал, хотя и не мог красиво объяснить.
Никто пока даже не потрудился дать этой планете название – ее просто называли «здесь» или «это место».
Иногда названия были куда более солеными.
* * *
Кроудар бросил свой мешок троди на крыльцо склада и вытер вспотевший лоб. Болели все суставы. Ныла спина. Нездоровье этого места он чувствовал всем своим нутром. Он еще раз отер пот со лба и снял с головы красную косынку, которую носил для защиты от здешнего немилосердного солнца.
Желтые волосы рассыпались по плечам, и он движением головы отбросил их назад.
Скоро должно было совсем стемнеть.
Красная косынка стала совсем грязной, надо будет аккуратно ее постирать. Кроудар часто с грустью думал, что эта косынка, материал для которой вырастили и выткали на Матери-Земле, окончит свое существование в этом месте.
Точно так же, как он и все остальные.
Он посмотрел на косынку еще раз, прежде чем бережно спрятать ее в карман.
Все рыбаки вокруг выполняли этот незатейливый привычный ритуал. Мокрые коричневые мешки из грубой ткани из волокон местных растений были свалены на крыльце дощатого склада. Некоторые рыбаки уселись на землю, привалившись спинами к стене, другие улеглись прямо на песок.
Кроудар поднял голову. От костров, горевших за высокой скалистой грядой, к темнеющему небу поднимались спирали дыма. Кроудар внезапно ощутил сильный голод. Он подумал о технике Хониде, которая сейчас хлопочет у огня, о двух своих сыновьях-двойняшках – на следующей неделе им исполнится два года, – которые ждали его у дверей длинного дома, собранного из металлических деталей корабля.
