– Мы покажем их тебе позже, – сказала Там. – Это стало совершенно ясно, когда мы спросили у Корабля, в чем заключается цель создания колонии.
– Вы спросили у Корабля о его целях?
– Тебя ужасает сам факт такого обращения? – спросил Рут.
– Мне приходилось играть с Кораблем в вопросы и ответы, – ответил Никки. – Если я задавал вопрос, Корабль всегда честно на него отвечал. Но Корабль не всегда формулировал ответ понятными мне словами.
– Ты пытаешься оттянуть прослушивание записи? – спросила Там, кивнув в сторону консоли, которую Рут уже включил.
– Нет, пусть продолжает, – возразил Рут. – Не пытался ли Корабль вводить тебя в заблуждение или специально обманывать?
– Это было бы нарушением правил игры, – ответил Никки. – Это было бы нечестно, но… Корабль учил, что ответ иногда содержится в формулировке вопроса.
– Насколько ты доверчив? – поинтересовался Рут.
– В вопросе – ответ? – переспросила Там.
Рут подался вперед, ожидая ответа Никки. Как поэт понимал свою роль в достижении целей Корабля… в чем бы эти цели ни заключались?
– Продолжай.
– Корабль отвечал на философские вопросы обычными разговорными словами, – заговорил Никки. – Скоро я понял, как надо играть в философские игры. Потом Он переходил к сложным математическим построениям, которые я заучивал для того, чтобы находить верный ответ.
– То есть ты сам отвечал на свои вопросы? – спросила Там.
– В какой-то степени. Я учился задавать вопросы в достаточно специфичной манере, чтобы быть в состоянии понять ответ. Потом я понял, что форма вопроса задает язык ответа. Более того, в точно заданном вопросе содержится и информационная составляющая ответа.
– Почему ты сейчас так подробно рассказываешь об этой игре? – спросил Рут.
– Потому что… хотя вы задаете мне вопросы о Корабле, вы уже отвечаете на вопрос о том, ведет ли Он какую-то свою игру. В этом заключается правило игры.
– То есть чем лучше ты формулируешь вопрос, тем меньше вопросов тебе приходится задавать, – сказала Там. Она посмотрела на Никки так, словно видела его в первый раз. Ей показалось, что в ее сознании появился какой-то проблеск скорого и возможного освобождения.
Рут сердито почесал подбородок.
Никки посмотрел на готовую к работе аппаратуру и вспомнил вопрос, который он задал во время полета к цветам.
– Когда я сегодня спрашивал насчет гелия, то в моем вопросе и по форме, и по языковому выражению уже содержался ответ. На уровне медейского моря плотность гелия должна равняться 2,76 кг на кубический метр. По приборам выходило 2,9. Это нормальное значение для водорода.
Рут покосился на запертый люк по правую руку, а потом снова перевел взгляд на Никки.
Там затаила дыхание.
– Ты хочешь сказать, что мы летаем на водороде? – спросил Рут.
– Да, мы летаем на том же газе, что и шары. Этот газ легко воспламеняется в наэлектризованной атмосфере Медеи. На самом деле, флоутер – это гигантская летающая бомба.
Рут рассмеялся.
Там вздрогнула.
– Что вас так насмешило? – вспылил Никки. Он почувствовал, что сделал сейчас именно то, чего от него ждали, и это не сулило ему ничего хорошего.
– Корабль утаил множество касающихся тебя записей, – сказал Рут. – Там предположила, что это связано с какими-то социальными или нравственными проблемами. Это так, Там?
Она в ответ отрицательно покачала головой.
– Тогда что ты предположила?
– Что Корабль хочет окружить Никки ореолом таинственности.
– Да! Мы не знаем, что ему известно.
– Как вы смогли заменить гелий водородом? – спросил Никки. – Если бы об этом узнали наземные техники, то вы сейчас не летали бы на флоутере, а работали в свинарнике метлами и лопатами.
– Но они знают, – сказала Там. – Это самая меньшая из всех опасностей. – Она посмотрела наверх, на надутый водородом баллон аэростата.
– Это единственный флоутер, которые не атакуют газовые шары, – сказал Рут. – У нас отличный наземный экипаж, самый лучший. Хорошие техники готовы пойти на риск, чтобы сохранить флоутер.
– Кто еще об этом знает?
– Никто.
– Может быть, знает Корабль, – произнесла Там.
– Корабль – это никто, – отрезал Рут.
Там прижала ладони ко рту.
Никки услышал холодную расчетливость в голосе Рута и внимательно на него посмотрел. Кощунствует, чтобы поразить нас! Но поведение Рута могло иметь и иные основания. Чего еще он хотел?
– На сегодня загадка заключается не только в том, что ты запаниковал, – сказал Рут, – но в том, что запаниковали газовые мешки. Почему? В нашем полете была только одна особенность – твое присутствие на борту.
– Вы хотите сказать, что, когда вы летите на водороде, цветок может приблизиться к флоутеру и не атаковать его?
– Они, как правило, просто игнорируют нас, – сказала Там.
Никки посмотрел на консоль.
– Давайте посмотрим, что же произошло сегодня.
Рут включил воспроизведение. Вспыхнули три экрана с видами полета и звуками, воспринятыми сенсорами. Никки, смотревший теперь на три экрана, понял, что все время полета его спутники внимательно за ним наблюдали. Он закрыл глаза, когда начались кадры, на которых он потерял контроль над собой. Страх? Он не ощущал ничего, кроме паники, да и она возникла не сразу. Он мог подавить ее усилием воли. Но когда он слушал свои дикие вопли и скрипучий писк газовых сфер, в сознании вдруг возникло другое воспоминание. Он ясно увидел флоутер со стороны и решил, что это – гигантский цветок. Изображение возникло само, было очень отчетливым, а сам он ощущал, что падает, падает вниз из гигантского цветка – флоутера.
Видение кончилось. Оно вдруг выключилось, как изображение после остановки воспроизведения.
Он открыл глаза и жестом попросил Там выключить консоль. Она повиновалась.
– Ну, что скажешь, Никки? – спросил Рут.
– Почему вы начали летать на водороде?
– Потому что на водороде летают эти цветы.
– Что происходило, когда вы летали на гелии?
– Они подлетали на расстояние около двадцати метров от флоутера и принимались кричать, а потом выпускали водород и погибали.
– Кричали, говорите. Так же, как сегодня?
– Похоже.
– Как погибли другие экипажи?
– Некоторые упали, некоторые погибли, пытаясь добыть оболочку лопнувших шаров до того, как они разрушались.
– Вы приказывали людям покидать флоутер?
– Это были добровольцы.
