– Привет, тигр.
– Папа сказал, что ты в тюрьме.
– Я был там, но сбежал, чтобы увидеться с тобой.
– Серьезно? – спрашивает он, выпучив глаза.
– Нет.
Наконец Эбби поворачивается к нему и указывает рукой на второй этаж.
– Наверх, Джек. Сейчас же.
– Мам…
– Я не шучу – прямо сейчас.
И потом говорит, снова повернувшись ко мне:
– Не приходи сюда. – После чего пытается закрыть дверь, но я успеваю подставить ногу в проем.
– Я хочу его увидеть. Мне это нужно, Эбби. Я хочу просто поговорить.
– А ты думаешь, он хочет говорить с тобой? Ты думаешь, что можешь сказать что-то, чтобы все исправить? Ты хоть знаешь, что ты с ним сделал? Вообще догадываешься?
– Послушай, он не обязан говорить со мной – пусть просто… выслушает. Я хочу… мне нужно кое-что ему сказать.
Она дергает головой, и злость в голосе сменяется раздраженностью.
– Его нет дома.
– А где он?
– Работает.
– В городе?
– На конвенции.
– Где?
Она подозрительно щурит глаза.
– Я тебе не скажу, даже если будет конец света.
И тут против своей воли я смеюсь. Где-то за моей спиной раздается голос Ларсона. Его грубый высокомерный тон исчез.
– Доктор Синклер, мы уже опаздываем из-за этой встречи.
– Ты скажешь ему, что я приходил, Эбби?
– Если ты появишься тут еще раз, я вызову полицию.
И она хлопает дверью так, что звенит стекло.
– Вы все еще хотите перевести их в обитаемую зону? – спрашивает Ларсон, поравнявшись со мной, пока мы идем назад к вертолету.
– Да. Они – моя семья.
13
Эмма
Хотя у меня нет связи с поверхностью, я все равно напишу сообщение, что обнаружила выжившего, сообщу им его местоположение и скажу, что собираюсь его спасти. Сообщение отправится, как только капсула восстановит связь с Землей, к тому моменту у меня самой могут быть заняты руки.
Пристыковать капсулу к обломку МКС – та еще задача. Хорошая новость в том, что шлюз сохранился в целости, а плохая – я генетик, а не пилот, так что мои летчицкие способности далеко не самые лучшие в истории космонавтики. Но меня этому учили, так что постараюсь пристыковаться за три попытки – как на занятиях.
На всем протяжении самой небрежной стыковки, которую видела Международная космическая станция, я смотрю в иллюминатор, и меня пугает то, чего я не вижу: моего товарища по команде. Безусловно, человек в скафандре – если это был он – почувствовал, что стыковка прошла удачно, и со своей стороны заблокировал замок шлюза, чтобы предотвратить рассоединение. Но при этом никто не посмотрел в иллюминатор, не помахал мне рукой и не поприветствовал меня.
Подобные мысли надо гнать прочь. Может, он прижат к стене или без сознания. Найдется тысяча причин, по которой никого не оказалось у зоны стыковки – так я сказала себе, открыв воздушный замок и перелетая внутрь модуля МКС.
Российский скафандр «Орлан» висит внутри совершенно безмятежно. Я легко могу видеть свое отражение в визоре, и моя надежда разбивается вдребезги, как только я касаюсь руки костюма – пальцы легко сжимают его до середины. Скафандр без давления, а сама рука внутри очень твердая и тонкая. В моих толстых перчатках я ощущаю ее как зубочистку.
Проверив костюм, я замечаю разрыв на правом бедре, а за его спиной – дыра в стене модуля и чернота космоса. Один из обломков проткнул станцию и прошел через костюм. Кислород вышел мгновенно, а вакуум высосал каждую молекулу воды из тела моего напарника. Хорошо, что мой скафандр не пострадал, потому что я, если так можно выразиться, была с наветренной стороны. Все, кто находился с другой стороны станции, попали под душ из обломков.
Я замираю на долгое время, держа костюм за предплечье. Такое чувство, что мой мозг никак не может это переварить. Когда я увидела скафандр… Я была так уверена в том, что будет дальше: я спасаю этого человека, теперь я не одна, мы обнимаемся, улыбаемся друг другу и плачем, когда капсула приземляется.
Ничего этого уже не будет.
Как будто мне открылась новая реальность, но я ее не приняла – меня вернул в мою реальность толчок снаружи по стене модуля. Потом еще один. И еще, как ливень, барабанящий по металлической крыше. Вторая группа обломков сталкивается с этой.
Глаза сами фокусируются на дырке в костюме напарника. Мне нужно убираться отсюда. Прямо сейчас.
Я понимаю, что должна сломать воздушный замок и оставить российский скафандр и того, кто в нем находится, здесь. Но я не могу… просто не могу.
Отвязав скафандр, я тащу его за собой к капсуле. Грохот обломков по обшивке нарастает, звучат фанфары, целый оркестр разрушения вокруг меня. Я уже внутри шлюза, а снаружи настоящий ураган.
Очень быстро я отстыковываюсь от МКС, закрываю шлюз и, дав максимальный импульс, удаляюсь от наступающего облака обломков.
По мере того как капсула отходит все дальше от остатков МКС, стук по обшивке становится все тише: сперва похоже на дождь, потом на песчаную бурю, и, наконец, ничего. Сквозь иллюминатор я вижу, как отрываются новые части станции. Большие куски цепляются друг за друга, а маленькие – легко проходят насквозь.
Если бы связь с поверхностью не разрывалась, то меня бы предупредили о приближающемся облаке обломков, и весь процесс входа и выхода я бы проделала быстрее. Надо взять себя в руки.
Эмма, соберись.
Взглянув на скафандр «Орлан», я думаю, что в капсуле давление такое же, как было в разрушенном отсеке, так что нет ничего плохого в том, что я посмотрю, кто внутри.
Я отстегиваю шлем.
Сергей.
Он поступил умно, надев скафандр. Уверена, что он сделал это, как только разрушилась солнечная батарея. Надо было мне сразу отдать такой приказ или эвакуироваться на капсулах «Союз».
Если я не перестану думать об этом, эти мысли убьют меня, как невыявленный рак. Чувство вины имеет свойство расти, будучи оставленным без внимания.
Нужно сосредоточиться на задании и делать все постепенно. Мой разум, сама способность думать – это все, что заставляет меня жить.
Я беру стилус и пишу сообщение на Землю.
Через несколько часов поиски наконец-то закончены.
Не осталось ничего: ни выживших, ни других скафандров.
Похоже, выжила только я.
Я сейчас над Северной Америкой, несколько станций в прямой видимости – самое время написать и отправить отчет. Как я и ожидала, ответ приходит быстро.
