– Но сейчас, наконец, скорректировали вектор движения.
– Четыре.
– Хорошо, я прекращаю.
Она смеется и смотрит в иллюминатор.
– Я жива, и сейчас этого вполне достаточно.
– Живы и несетесь в космосе, не только полуобнаженная, но еще и со странным человеком. Что скажут ваши родители?
Ее улыбка сменяется грустью. Значит, родители умерли, – не стоило этого говорить.
– Ну, вы не выглядите таким уж странным.
– Да я просто супернормальный.
По тому, как она искоса смотрит на меня, я понимаю, что у нее все в порядке с пониманием сарказма. В разговоре со мной это просто необходимо.
– А вы всегда хотели создавать зонды?
– Ну вообще-то я… не разработчик зондов.
– А вообще-то кто вы?
– Инженер-робототехник, занимающийся… более сложными устройствами.
– Какими конкретно устройствами?
Пока она не знает, что я сделал, как далеко меня это завело и что по этому поводу думает весь остальной мир, надо сворачивать разговор.
– Такими, из-за которых я попадаю в неприятности.
Она смотрит на меня, пытаясь понять – шучу я или нет.
– И кому вы еще доставляете неприятности?
– Да практически всем.
– То есть вы бунтарь, – она слегка повышает голос.
– Борец за свободу.
– За чью свободу?
– За свободу всех, в общем-то.
Улыбка исчезает с лица Эммы.
– Вы это серьезно?
– Обычно я не бываю серьезен, но только не сейчас. Я создал нечто, способное вернуть обществу порядочность и свободу. Не отдельно взятой группе людей, а целому миру.
– И из-за этого попали в неприятности?
– Да. Меня неправильно поняли, а я так и не смог повлиять на человеческую природу. Меня никогда не волновало то, как люди воспримут созданные мной вещи, что впоследствии преподнесло мне очень ценный урок.
– Какой?
– Любые изменения или открытия, забирающие силу у тех, кто ею обладает, обязательно столкнутся с противодействием. И чем серьезнее изменения, тем больше будет сила, с которой их захотят уничтожить.
– Что-то типа третьего закона Ньютона: любому действию всегда найдется равное по силе противодействие.
– Никогда не думал об этом в таком ключе, но да, очень похоже.
У нас с Эммой много общего. Она хочет уйти подальше от людей и этого сломанного мира, чтобы начать все заново. А я хотел остаться здесь, чтобы попытаться исправить этот самый мир – посмотрите, куда меня это привело.
Снова включились головные маневровые двигатели. До места встречи остается пять минут, и, хотя инерция капсулы все еще очень велика, ее уже можно снижать.
– Осталось пять минут. Нам лучше одеться.
* * *
Когда мы, наконец, оказываемся на точке встречи, нас там ждут всего три капсулы. А я-то надеялся, что их будет больше, хотя есть еще вариант, что остальные в пути. Как я ни стараюсь скрыть беспокойство, Эмма его все равно замечает.
Подлетев к противоположным иллюминаторам, мы рассматриваем другие капсулы.
– Эти две беспилотные.
– С этой стороны то же самое. И что теперь? – отзывается она.
– Теперь будем ждать.
– А эти четыре капсулы не могут соединиться?
– Нет. Точнее, могут, но лучше соблюдать последовательность. Они запрограммированы на то, чтобы ждать, кто еще появится. И, кроме того, нам нужен основной элемент двигателя, чтобы добраться хоть куда-нибудь.
– Сколько нам еще ждать?
– Около двух часов.
– И чем будем заниматься все это время?
Я достаю упаковку с ИРП – индивидуальным рационом питания, или иначе «сухпайком».
– Для начала постараемся восстановить баланс жидкости в вашем организме и впихнуть хоть немного еды.
– Для этого потребуется гораздо меньше двух часов.
– Это так, но для того, чтобы рассказать вам о деталях нашей миссии, этого времени как раз хватит.
Пока она ест, я рассказываю об артефакте Бета, и она сразу перестает жевать. Конечно, она достаточно умна, чтобы представить все возможные варианты развития событий, тем не менее я их все равно перечисляю. И мы быстро пробегаем по целям экспедиции: установить контакт, попросить помощи, а если не получится, то выяснить, можем ли мы их уничтожить.
– Будем надеяться, что они хотят подружиться, – бормочет она с набитым ртом.
– Это точно.
Я восстанавливаю по памяти все, что помню о команде кораблей. «Пакс» меня интересует больше, но в то же время я помню Дэна Хэмпстеда из команды «Форнакс», просто потому, что он сильно от всех отличался.
– Я для вас как мертвый груз, – рассуждает Эмма. – Здесь все по какой-то причине, а я – просто потому, что потерялась по пути домой.
– То, что вы космический автостопщик, еще не отменяет вашей ценности как члена команды.
– Нет. Я бесполезна, потому что у меня нет необходимых для этой миссии навыков.
– Фаулер показал мне ваше досье, Эмма. Бесполезной вы бы нигде не стали. Тем более не здесь. Я в космосе впервые, и если на Земле строить роботизированные комплексы трудно, то тут это стало бы настоящим вызовом. А вы на протяжении нескольких месяцев обслуживали МКС, что автоматически делает вас отличным космическим работником. Помощь такого человека мне как раз не помешает.
– Вы предлагаете мне работу?
– А вы заинтересованы?
– И какое будет вознаграждение?
– Эм… ваша жизнь. А также жизни всех, кого вы знаете, и вообще всех, кто есть на Земле.
– Какие выгоды?
– Безграничные. Плюс полная стоматологическая страховка.
– Я подумаю.
– Не очень-то долго раздумывайте – у нас есть и другие претенденты.
– Точно, – отвечает она, глядя в иллюминатор за моей спиной. – Смотрите, еще одна капсула.
Я поворачиваюсь, и мои глаза расширяются от удивления, потому что через иллюминатор, подняв защитное стекло шлема, на меня смотрит Гарри Эндрюс.
Но это неправильно. Гарри должен находиться на точке сбора корабля «Форнакс», хотя, возможно, для его создания осталось слишком мало капсул. Интересно, сколько уцелело членов команды «Пакс» – нам ведь с ними работать. Иначе наша миссия может закончиться, не начавшись.
Возможно, капсулу Эндрюса перенаправил сам центр управления полетом. Зачем? Может быть, потому, что они сомневаются в моих способностях выполнить работу в одиночку. Или просто думают, что две головы лучше, и с этим я склонен согласиться. Даже на предполетном брифинге мы с Гарри показали себя отличной командой. Работать с ним мне действительно понравилось.
