– Джеймс, – зовет Эбби. – Возьми сестру и идите в зал доделывать свои уроки. Никаких игр и видео.
Дети пересаживаются на стулья метрах в трех от нас – видимо, это и есть зал. Мы садимся за стол, а Оскар остается стоять у двери, как бы вообще не в своей тарелке. Эбби провожает его таким злым взглядом, как будто она знает и ненавидит его.
Я стараюсь говорить максимально дружелюбным тоном.
– В АтлантикНете опубликованы школьные уроки?
– Там иногда появляются курсы обучения.
– Хорошие?
– Это все, что у нас есть.
Достаточно для разговора «ни о чем».
– Нам всем приходится управляться с тем, что у нас есть, – тихо говорю я. – Потому семья сейчас важнее всего.
– Наверное, это зависит от того, как семья относится к вам, не так ли?
Это не очень хорошо.
– Вы правы, – отвечаю я. – И важно, чтобы семья знала, когда вы что-то делаете для их блага, чтобы они понимали, насколько вы заботитесь о них.
– О чем вы говорите?
– Я говорю о том, что единственная причина, по которой вы здесь, это Джеймс.
Она не говорит ни слова.
– Дайте я угадаю, – говорю я. – В ваш дом пришли люди из правительства и сказали, что вас переселяют в одну из последних обитаемых зон на планете, свободную от войны и безопасную. Вы спросили у них: почему?
– Нет, – отрицательно качает она головой.
– И не хотели узнать?
– Вы затем и пришли, чтобы сказать мне, не так ли?
– Отчасти – да. Но я также хочу, чтобы вы все оставили в тайне ради вашей собственной безопасности. Потому что я хочу поделиться с вами засекреченной правительственной информацией, а вообще-то я не должна вам этого говорить.
Это явно привлекает ее внимание. Бросив взгляд на детей, она говорит:
– Дети, наденьте наушники, сейчас же.
Сомкнув пальцы, я кладу руки на стол.
– Джеймс очень много для меня сделал. Я не знаю, что произошло между вами или им и его братом, и даже почему его отправили в тюрьму. Но я знаю его очень хорошо, и он прекрасный человек.
Эбби смотрит на меня, не выказывая никакой реакции.
– Это не сообщалось общественности: Долгая Зима – не природный феномен. Земля охлаждается, потому что в космосе находятся инопланетные объекты, блокирующие солнечное излучение на его пути к нашей планете. Джеймс был нанят для участия в экспедиции по их изучению. Его блестящие познания в робототехнике были необходимы для создания зондов, которые смогли изучить, что такое эти артефакты и почему они там. В этой миссии я была с ним. – Я делаю паузу. – Вчера главный управляющий этим проектом в НАСА сказал мне, что за свое согласие Джеймс попросил только об одной вещи: чтобы вас всех доставили в безопасное место.
Эбби опирается на стол и смотрит на свои руки так, как будто ответ кроется где-то в морщинах на них.
– Если бы Алекс это знал, – говорит она, качая головой. – Он бы никогда не согласился поехать. И мы бы остались погребенными под трехметровым слоем снега.
– Джеймс такой же упрямый. – Я наклоняюсь к ней. – Это еще одна причина, почему семьи сейчас должны держаться вместе. Чтобы голос разума пробился через распри и ненависть. Мы нужны друг другу, и я знаю, что Джеймс очень беспокоится о вас.
Эбби оглядывается на заваленную вещами комнату.
– Вы упомянули о новом доме?
– Соседнем с тем, где живу я с Джеймсом и Оскаром.
Упоминание Оскара вызывает у нее презрительную усмешку, и она искоса смотрит в его сторону. Да, они с ним точно знакомы.
– Я чувствую, что есть какой-то подвох.
– Нет. Я знаю, Джеймс хочет вам всем добра, и я уверена, что, если бы он попросил об отдельном доме для вас, вы могли бы быть уверены, что ему его дадут – и отказались бы. Так что я делаю это за вас. Дом ваш, бескорыстно. Можете переехать, когда захотите, – все уже согласовано.
– Спасибо, – тихо отвечает она.
– Я прошу только об одном. И это не требование – это просьба.
– Какая?
– Что вы придете и увидитесь с Джеймсом. Если Алекс откажется – придите одна или с детьми. Вот и все.
40
Джеймс
Прошло уже два дня с момента моей презентации для Конгресса Атлантического Союза, но решение до сих пор не принято. На мой взгляд, это плохой знак. Я чувствую себя как адвокат, который выступил в защиту своего клиента, несправедливо осужденного на смертную казнь – его судьба теперь находится в руках людей, которые не понимают самой сути дела и могут поступить нерационально или глупо. Это сводит меня с ума.
Я сижу в офисе Фаулера в штаб-квартире НАСА и обсуждаю с ним предстоящую миссию, когда входит его ассистент – лейтенант военно-морских сил.
– Сэр, Исполнительный Совет хочет вас видеть. Обоих.
Теперь встреча с лидерами Атлантического Союза происходит в комнате поменьше: это оперативный центр в здании исполнительного комитета. Все приглашенные руководители стран, входящих в Союз, сидят за длинным столом. Первым берет слово президент Соединенных Штатов:
– Джентльмены, ваша миссия состоится.
На меня накатывает чувство облегчения. Я буквально чувствую, как напряжение отпускает тело. Ненадолго.
– Но есть два условия, – продолжает президент, и с каждым словом его голос становится все жестче, как скрежет бензопилы. – Во-первых, запуск состоится не раньше, чем мы восстановим и оснастим двести ядерных боеголовок.
– Оснастим для чего?
– Для размещения в космосе. Я уверен, у вас есть причина отправиться в эту экспедицию, но скажу вам без всякой двусмысленности: мы считаем, что ваша миссия может отрицательно настроить нашего врага, и он решит применить силу. Мы хотим быть готовы к тому, чтобы защитить себя.
Я не могу поверить в то, что слышу.
– Но ведь это может занять много лет! – практически кричу я.
– Может быть, – президент смотрит на меня тяжелым взглядом. – Но я слышал, что вы очень неплохи в робототехнике. Возможно, вы сможете нам помочь и с восстановлением и сборкой боеголовок.
Фаулер бросает на меня взгляд, говорящий: Дай мне с этим разобраться.
– А второе условие?
– До тех пор пока вы не известите Каспийцев и Тихоокеанцев, мы должны подготовиться.
– В каком смысле «подготовиться»? – осторожно спрашивает Фаулер.
– Подготовиться к войне.
Я больше не могу молчать.
– Что все это значит!?
– Это значит, доктор Фаулер, что нам надо защитить свои границы и расширить шпионскую сеть за границей, чтобы быть готовыми ответить на любой акт агрессии.
